В архиве УФСБ по Санкт-Петербургу и Ленинградской области хранятся многочисленные документы о деятельности Псковской миссии, в которые мы предлагаем заглянуть, не давая оценок, отрешившись от эмоций и веяний времени.

Благодаря заботам германского командования
В докладной записке в НКГБ СССР «О положении Русской православной церкви на территории освобожденных районов Ленинградской области и использовании немцами церкви в антисоветских целях»

Составленной сотрудниками ленинградских органов госбезопасности в 1944 году, говорится, что после оккупации Ленинградской и других областей Северо-Запада стали массово открываться церкви.

«Фактической проверкой после освобождения районов установлено, что немцами было открыто в районах, не считая еще оккупированных Псковского, Палкинского и Островского, – 168 церквей», – значится в документе. Направлял эту деятельность митрополит Виленский и Литовский, экзарх Латвии и Эстонии митрополит Сергий (Воскресенский), резиденция которого находилась в Риге. «На оккупированной территории Ленинградской области руководство осуществлялось через созданную в августе 1941 года «указом» Сергия так называемую «Православную миссию в освобожденных областях России». Управление миссии находилось в Пскове и возглавлялось протопресвитером Кириллом Зайц, в прошлом крупным латышским миссионером», – говорится в документе.

Начало деятельности Псковской миссии, осуществлявшейся под эгидой фашистской разведки СД, было широко освещено в немецких пропагандистских газетах. «На другой день 14 священнослужителей отправились в Псков как в центральный пункт восстанавливаемой в русских областях церковной жизни, – писала в августе 1941 года выпускаемая немецкими пропагандистами газета «Правда», созданная по абсолютному образу и подобию главному печатному органу КПСС. – Для поездки православных священнослужителей германское командование предоставило большой и комфортабельный автобус, снабженный даже электрическим освещением. Благодаря заботам германского командования православные священники, снабженные церковной утварью, облачением, запасом свечей, священными книгами и другими необходимыми для религиозной жизни предметами, совершат свое путешествие в освобожденные русские области для скорейшего восстановления богослужений во вновь открываемых православных храмах».

На оккупированной территории руководством миссии было создано девять благочиннических округов. Назначение священников проводилось после тщательной проверки кандидатур. Одним из главных условий получения разрешения на служение было враждебное отношение священнослужителя к советской власти. Недостатка в таковых не было – большинство из тех, кто получал «допуск», прошли через советские лагеря. Подавляющее большинство – за контрреволюционную деятельность. Но были и те, кто проходил по иным статьям, как, например, благочинный Волосовского и Кингисеппского округа Дмитрий Горемыкин, судившийся за дезертирство из армии и по милости суда получивший вместо полагавшегося в то время расстрела 10 лет лагерей и отпущенный на свободу через два года. Много позже сведения о нем были обнаружены в архивах Германии – его имя значилось в составленных немецкой разведкой списках лиц, сотрудничавших с СД на территории Ленинградской области в 1941–1943 годах.

Немцы не только открывали церкви, но и оказывали священникам серьезную материальную помощь. В докладной записке руководству НКГБ СССР приводятся, в частности, такие данные: «Гатчинский собор получил 100 тысяч рублей на восстановление из городского управления, священнику Апраксину немцы лично выдали 30 тысяч рублей и шесть дорогих церковных облачений». Взамен немцы требовали помимо прочего вести пропагандистскую работу, восхваляя германскую армию, понося большевиков и призывая жителей захваченных городов, сел и деревень оказывать врагу содействие. Так, например, освещая церемонию передачи немецким командованием церковных книг митрополиту Сергию Воскресенскому, основанный Псковской миссией журнал «Православный христианин» в номере 8 за декабрь 1942 года писал:

«Германия вправе рассчитывать на то, что верующий русский народ высоко оценит подвиги освободительной германской армии и во всем окажет ей лояльную, деятельную, жертвенную поддержку. В ответном слове высокопреосвященный экзарх, принимая церковные книги на сохранение и для употребления в храмах на русской земле, дал заверения в том, что чувство благодарности разделяют с ним все православные русские люди, как уже освобожденные от советского ига, так и все еще под ним томящиеся. Это чувство вновь побудит их молиться о поражении большевиков и честно, усердно, жертвенно помогать германцам».

Многая лета Адольфу Гитлеру
В циркулярном письме, адресованном священникам миссии, Кирилл Зайц пишет: «Сообщаем вам для исполнения указ высокопреосвященнейшего экзарха митрополита Сергия
от 11 июня 1942 года № 81:

«В ночь с 21 на 22 сего месяца исполняется год той освободительной борьбе, которую ведет победоносная великогерманская армия с большевизмом во имя спасения человечества от сатанинской власти поработителей и насильников. В связи с этим предписываю всему духовенству 21 июня после Божественной литургии и произнесения соответствующего слова совершить молебен о даровании Господом сил и крепости германской армии и ее вождю для окончательной победы над большевизмом».

Повинуясь указу, в Казанском соборе Луги благочинный округа Николай Заблоцкий изрек в проповеди: «Благоденственное, мирное житие, здравие, по всем благое поспешение на врага, победу подай, Господи, вождю народа германского Адольфу Гитлеру, освободившему нас от тирании нечестивых людей, военачальникам армии германской и сохрани их на многая лета».

Молебны о победе фашистов и сотрудничество с врагом вызвали гнев многих иерархов Русской православной церкви. В 1943 году в первом выпуске «Журнала Московской патриархии» было опубликовано обращение с заголовком «Осуждение изменников вере и Отечеству», подписанное митрополитом Московским и Коломенским Сергием, митрополитом Ленинградским Алексием, митрополитом Киевским и Галицким Николаем и многими другими священнослужителями высокого церковного сана. В нем, в частности, говорится:

«Иудино предательство никогда не перестанет быть иудиным предательством. Святая Православная церковь, как русская, так и восточная, уже вынесла свое осуждение изменникам христианскому делу и предателям Церкви. И мы сегодня, собравшиеся во имя Отца, Сына и Святаго Духа, подтверждаем это осуждение и постановляем: всякий виновный в измене общецерковному делу и перешедший на сторону фашизма как противник Креста Господня да числится отлученным, а епископ или клирик – лишенным сана».

Обращения, подписанные митрополитом Московским и Коломенским Сергием, в 1943 году ставшим Патриархом Московским и всея Руси, а также митрополитом Ленинградским Алексием, были заброшены на оккупированную врагом территорию. В ответ Сергий Воскресенский разразился посланием, в котором утверждал, что их пишут большевики, а позже и вовсе пошел против канонов, издав 30 ноября 1943 года указ № 1037 о запрещении поминания Патриарха Московского и всея Руси в молитвах.

Нежелающие изменять
Но главным обвинением в адрес Псковской миссии было сотрудничество целого ряда ее деятелей с немецкой разведкой. «По указанию германского командования Псковская миссия через местное духовенство в оккупированных районах собирала сведения разведывательного характера, информацию о настроениях населения и выявляла антифашистски настроенных лиц с целью выдачи их немецким властям.

Циркуляром № 714 от 9 июня 1943 года управление миссии предписывало всем благочинным: «Представить в управление миссии сведения следующего характера: охарактеризовать популярность власовского движения, отношение к нему местного населения. Сделать сопоставления между отношением населения к власовскому движению и к партизанам»», – говорится в докладной записке в НКГБ СССР.

«Из числа предателей, ушедших с немцами, наиболее активными были священник Амозов, являвшийся одним из активных деятелей миссии. О предательской деятельности Амозова агентуре известно, что расстрел гатчинского священника Александра Петрова связывается духовенством и верующими с именем Амозова. В селе Ящерах священник церкви отец Алексей расстрелян немцами по доносу Амозова. Допрошенный священник Забелин по поводу деятельности Амозова сообщил: «Амозов мне сказал, что каждого священника, не желающего подчиняться его распоряжениям, он может отправить на принудиловку и имеет на это полномочия от Берлина» (из докладной записки).

Но несправедливо было бы не сказать о тех священнослужителях, кто даже под страхом смерти не предал ни свой народ, ни Родину, ни дело служения Церкви. Многие отказывались молиться о здравии Гитлера, призывали прихожан сопротивляться насильной эвакуации. И многие из них были за это расстреляны фашистами, как, например, гатчинский священник Александр Петров, священник Орлинской церкви Суслин, священник Югостиской церкви Лужского района Воробьев. В архивных документах также находим сведения о том, что священник церкви села Хохлово Порховского района по фамилии Пузанов в течение двух лет был связан с партизанами, неоднократно ходил в разведку по их заданию и собирал средства в фонд обороны. Помогал партизанам и отец Кирилл из церкви деревни Дубановичи Карамышевского района, собирал для них продукты и даже зачитывал селянам сводки Совинформбюро, передавая информацию о положении дел на фронте, которой жители оккупированных немцами территорий были лишены. Священник Вырицкой церкви Ноздрин категорически отказался служить благодарственный молебен в день годовщины захвата немцами Вырицы. «Радоваться нечему, когда повсюду кровь и страдания людей».

Лейтенант в рясе
В 1956 году часть репрессированных в первые послевоенные годы деятелей Псковской миссии и священнослужителей, действовавших под ее эгидой, были реабилитированы. Например, тот же Амозов. Спустя 10 лет были обнаружены и переведены с немецкого его доносы в СД. Однако до сих пор он считается жертвой политических репрессий. В архиве УФСБ по Санкт-Петербургу и Ленинградской области есть немало дел на тех священников, которым и в середине прошлого века, и в начале нынешнего было отказано в реабилитации.

Один из таких людей – архимандрит Серафим, а в миру Стефан Проценко. Как свидетельствуют материалы архивного двухтомного уголовного дела № 40219, родившийся в 1874 году Стефан Проценко в 1932 году был осужден на пять лет за контрреволюционную деятельность. Из лагеря его выпустили уже через год с предписанием проживать в конкретных населенных пунктах, в которые не входила Ленинградская область. Однако архимандрит приехал в Вырицу, где до прихода немцев жил на нелегальном положении в семье приютивших его верующих.

– После прихода немцев в Вырицу осенью 1941 года Проценко по разрешению немецких властей открыл монастырь, в котором служил настоятелем, – рассказывала свидетельница Елизавета Сидорова. – Немцы дали ему участок земли, и он организовал свое личное хозяйство, которое обрабатывалось руками верующих.

«В начале 1942 года Проценко донес в немецкую полицию СД на советского гражданина Лапченко и на второго патриота по имени Михаил о том, что они собирали в поселке Вырица одежду и другие вещи, а также продукты питания для партизан, в результате чего они были немецкими карателями арестованы и расстреляны. Тогда же выдал карателям жителя Вырицы Аккерблюм И.Ф. как скрывавшего от немцев свою принадлежность к ВКП(б), за что тот был карателями арестован и расстрелян. Наряду с предательской деятельностью обвиняемый Проценко С.В. систематически призывал верующих помогать немцам в войне против СССР. Изобличается показаниями свидетелей Сидоровой Е.В., Амосова И.В., Гринцевич М.Ф., обвиняемого Ларченко Ф.М.» (из материалов дела).

Именно через Федора Ларченко, служившего у фашистов, отец Серафим, по данным следствия, передавал доносы заместителю немецкого коменданта Вырицы капитану Эмилю Погличу.

– Иду осматривать дом, отданный архимандриту Серафиму, знакомлюсь с ним ближе и узнаю, что он ярый ненавистник советской власти, собирает сведения от исповедуемых старушек и прочего народа о их причастности к партизанам и о настроении к немцам, – признавался Ларченко. – Перед уходом он просит меня передать коменданту завернутый пакет, бережно завязанный веревочкой. Дома интереса ради открыл узелок, а там списки неблагонадежных и имеющих связь с партизанами. Снова закрыл и передал Погличу.

В начале 1944 года Проценко вступил в ряды немецкой армии, получил офицерское звание лейтенанта фашистских войск и вплоть до капитуляции фашистской Германии служил полковым священником отдела пропаганды 18-й немецкой армии. В 1944 году, как значится в материалах дела, для помощи фашистской армии добровольно передал свои сбережения в сумме 1500 немецких марок (эквивалентно 15 тысячам рублей. – Прим. авт.). На суде Проценко признал себя виновным и был приговорен к 10 годам исправительно-трудовых лагерей.

// Анна Кострова, Станислав Бернев
Невское время 09-10-2008

Фильм «Поп», выходящий на экраны в апреле, - повод начать серьезный разговор о Церкви и народе в годы войны. Псковская миссия - одна из самых трагических и героических страниц истории Второй мировой. Сегодня мы предлагаем интервью с историком Константином Обозным, автором книги «История псковской православной миссии» - наиболее полного исследования этой темы.

Произведение Александра Сегеня художественное по замыслу, поэтому не стоит слишком строго относиться к некоторым расхождениям в историческом плане. В тоже время, примечателен тот факт, что центральная линия книги автором создана полностью на основе воспоминаний члена Псковской Миссии протоиерея Алексия Ионова "Записки миссионера".

Довольно проблемным в книге, на мой взгляд, является утверждение о том, что Псковская Православная Миссия - детище немецких оккупантов. На самом деле Псковская Миссия не была учреждена по инициативе немецких властей, тем более к этому абсолютно не был причастен Адольф Гитлер. По этому вопросу известен целый блок документов оккупационных властей, где раскрывается их подлинное отношение к церковному возрождению. Без начавшегося стихийно церковного возрождения на занятых немцами советских территориях, не могло быть и Миссии. Экзарх Сергий стараясь помочь мирному населению и поддержать этот духовный подъем, начинает трудные переговоры по учреждению Псковской Миссии. Немцы не инициировали создание Миссии, а скорее пошли на уступку митрополиту Сергию (Воскресенскому), который и является основным "виновником" создания Миссии. Конечно, без разрешения оккупационных властей деятельность Миссии была бы невозможна, но акценты должны быть расставлены верно, иначе мы придем к той же схеме, о которой так единодушно писали советские историки - немецкие спецслужбы учредили Миссию, чтобы использовать церковь в порабощении русского народа и шпионской, предательской деятельности. Фигура немецкого полковника, который якобы послан самим Гитлером на Псковщину, выглядит неправдоподобно. Конечно, могли быть (и были) немецкие офицеры и солдаты, которые уважительно и даже с симпатией относились к Православной Церкви, но вряд ли были специальные эмиссары, посланные самим фюрером.

Небольшая неточность с главным героем, который взял с собой матушку в миссионерскую поездку в Псков. Первая группа миссионеров, которая прибыла из Риги в Псков 18 августа 1941 года, состояла только из священников и псаломщиков всего 15 человек. В миссионерскую поездку не брали жен и детей. Сами священники не знали, что их ждет в Пскове (тем более экзарх Сергий одному их миссионеров на подобную просьбу - взять с собой матушку, благословения не дал). Это был крайне рискованный шаг. Некоторые миссионеры, после того, как устроились на местах своего служения, привезли семьи из Латвии, но это был 1942-1943 годы. Например, отец Георгий Тайлов. Жены и младенцы отцов Георгия Бенигсена, Алексия Ионова и других все время служения их мужей в Псковской Миссии оставались в Риге.

По поводу исповеди, которую главный герой принимает у юного партизана. Если учесть, что батюшка просвещенный и настоящий христианин, он не мог на исповеди сказать, что убивать немца или предателя это не грех. Это могло быть в другой форме. В Византийской империи православные воины, защищавшие свое отечество и Православие от неверных, и убившие врага в бою подвергались епитимьи, то есть проходили покаянный период, что бы вновь невозбранно участвовать в таинстве Евхаристии. Ведь убийство человека (независимо от того, кто он по отношению к нам) всегда остается актом духовным и противоестественным одновременно, разрушающим личность убийцы, а потому всегда есть грех.

В финальной части книги также есть место, вызывающее отторжение. Совершенно непонятны и даже фальшивы слова главного героя, батюшки, который вернулся из исправительно-трудового лагеря, о том, что при Сталине войну выиграли (читай под мудрым руководством Вождя), и для Церкви он дал послабление. Такие люди прекрасно понимали, чего стоят все эти "перемены", и никакой даже тени пиетета не могло быть перед советским руководством. Не следует забывать, что главный герой не был советским человеком, он приехал на псковскую землю из Прибалтики, где духовенство ни в предвоенные годы, ни после окончания войны в массе своей не отличались лояльностью к сталинскому режиму. Это заявление может показаться слишком категоричным. У меня для этого есть основания, так как мне посчастливилось познакомиться с некоторыми членами Псковской Миссии, их потомками, учениками, которые в отношении роли Сталина в судьбе России и Европы отличаются христианской трезвенностью - зло должно быть названо своим именем!

Насколько созданные Сегенем образы выеденных под своими настоящими именами членов Псковской миссии совпадают с документальными источниками, с реальными людьми?

Автор книги действительно вывел образы нескольких реальных исторических лиц - это экзарх Сергий (Воскресенский), из руководства Миссии - протопресвитер Кирилл Зайц, священник Георгий Бенигсен, протоиерей Сергий Ефимов. Говорить о некоторой идентичности художественных образов с реальными историческими фигурами сложно, учитывая

тот факт, что мы имеем дело с художественным произведением, а не научным трудом. Вполне естественно, что автор свое отношение, концепт человека начала 21 столетия, вольно или невольно передает своим героям. Большинство наших соотечественников в возрасте от 40 лет в процессе формировании личности подвергались сильнейшему влиянию коммунистической идеологии (даже если не были "идейными"), которое до сих пор действует в нас, в том числе и в тех, кто вошел в церковную ограду... Но этого влияния был начисто лишены, а потому были более свободны чем мы, такие люди как Кирилл Зайц, Алексей Ионов, Георгий Бенигсен. Именно поэтому передать их точные портреты современному писателю очень и очень сложно. Это же касается и самого митрополита Сергия (Воскресенского), фигуры масштабной, сложной, иногда противоречивой. В отношении личности и роли экзарха всегда есть соблазн - изобразить его как немецкого приспешника, либо наоборот как просоветского епископа, агента советской разведки и т.д. На мой взгляд, Сергий (Воскресенский) не был ни первым, ни вторым.

И в одном, и в другом случае, церковная деятельность экзарха не смогла бы принести столько важных духовных плодов. При этом нужно отдать должное замечательному организационному таланту, мудрости, дипломатическому такту, но главное - христианской твердости и преданности Церкви, то есть своей пастве, за которую он и взошел на свою Голгофу. О самой гибели митрополита Сергия так же нет однозначной версии. Большинство современных исследователей считают, что убийство главы Прибалтийского Экзархата было подготовлено и осуществлено немецкими спецслужбами. Однако есть некоторые факты, которые допускают возможность и другой версии событий. Риторическим в этой связи выглядит вопрос о судьбе экзарха, если бы он оказался на территории, освобожденной от немецких захватчиков.

- История Псковской миссии - одна из самых болезненных тем в истории Русской Церкви XX века. Не все могут купить и прочесть Вашу монографию или другие исследования. При этом у многих сложилось стереотипное видение ситуации. Может быть, Вы можете кратко сформулировать, чем в действительности являлась Псковская миссия, в каких отношениях состояло ее руководство и члены с командованием Вермахта и Советской властью?

В кратком интервью ответить на подобный вопрос непросто. Как уже было сказано выше, Псковская Православная Миссия явилась ответом церковного руководства Прибалтийского экзархата на вопрошание и мольбы верующих оккупированного Северо-Запада России прислать священнослужителей, таким образом поддержать и направить в церковное русло стихийный духовный подъем среди мирного населения (отмеченный в том числе в сводках немецких информационных служб). Таким образом, Псковская Миссия призвана была возродить церковную структуру - решить задачу восстановления православных приходов (до начала войны на территории действия Псковской Миссии действовало не более 10 православных храмов), объединенных в благочиния. Силами самих мирян проводился ремонт и подготовка храмов к богослужению. Кроме того, сотрудники Миссии активно занимались делом христианского просвещения, научения в вере, проповедью Евангелия, как среди детей и молодежи, так и среди взрослых прихожан. Создавались молодежные христианские кружки, церковные школы, приходские библиотеки, проводились катехизические встречи и внебогослужебные беседы с прихожанами. На приходах проводилась благотворительная работа, в том числе оказывалась материальная и духовная помощь военнопленным красноармейцам. При храмах создавались приюты для бездомных и сирот. В этой многогранной деятельности Псковской Миссии (особенно в деле миссии и христианского просвещения) активное участие принимали миряне миссионеры, которые прибыли из Латвии и Эстонии (Печеры). Большинство из них прошли свой путь христианского и церковного возмужания, активно участвуя в деятельности Русского Студенческого Христианского Движения, филиал которого действовал в 20-30-е гг. в Прибалтике

Руководство Псковской Миссии и ее члены, поскольку действовали на оккупированной территории вполне легально, должны были входить в отношения с оккупационными властями по различным вопросам, так как буквально на все необходимо было разрешение военного коменданта и других ведомств оккупационных властей (от права перемещаться по занятой оккупантами территории, для чего необходимо было получить пропуск, до открытия храмов и учреждения при них школ и приютов).

По словам протоиерея Алексия Ионова, православные священнослужители к немецким властям относились как к злу, но к злу меньшему. Для большинства священнослужителей и мирян оба режима и немецкий, и советский - режимы не просто тоталитарные, но режимы антихристианские, античеловеческие, и потому это зло. Однако по сравнению с советским строем, для многих членов Миссии немецкие оккупационные власти, в отличие от советских властей, были меньшим злом, так как не препятствовали восстановлению церковной жизни, проповеди Евангелия, духовному окормлению мирного населения. Конечно, немецкая пропаганда старалась использовать этот факт в своих целях, всячески подчеркивая толерантность и веротерпимость Великой Германии, которая якобы призвана Богом "освободить" Россию от коммунистического владычества. В свои пропагандистские "игры" оккупационный режим пытался вовлечь и представителей Православной Церкви. чего необходимо было получитиитиь пропуск, по занятой территории вопросам, так как буквально на все было необходимо разрешен

Таким образом, можно сказать, что руководство Псковской Миссии и ее сотрудники были вынуждены вступать в контакт с оккупационной властью (кто-то употребит слово "сотрудничать") для того, чтобы открыто совершать служение, поддержать свою паству в тяжелые военные годы и помочь русскому народу вернуться к Богу и в Церковь. Для человека нецерковного последние доводы совершенно неубедительны - не только в советские годы, но и сегодня можно слышать мнение, что ничем нельзя "оправдать" православных священников, которые служили с разрешения немецких оккупантов. Вряд ли кто-то задумывается, что если бы на оккупированных территориях не было легального служения в православных храмах, которое совершалось священнослужителями входящих в Московскую Патриархию, то этот духовный вакуум был бы заполнен иными религиозными течениями, сектантскими и нехристианскими группами. Кстати именно об этом мечтал фюрер.

Служение Псковской Православной Миссии никоим образом не преследовало цели оккупационного режима, ведь для последнего желательно было иметь дело с слабым раздробленным, враждующим внутри себя народом, которым легко управлять. Именно Православная Церковь собрала на оккупированной территории постсоветское население в народ Божий. Именно Церковь, следующая за Христом, сплотила русский народ и помогла выстоять ему в войне. В этом ключе, становится понятно, насколько легковесными оказываются тезисы о "великой" роли НКВД, коммунистической партии, генералиссимуса Сталина в деле победы.

Возвращаясь к теме сотрудничества членов Псковской Миссии с оккупационными властями, хочется отметить, что целый ряд фактов свидетельствуют о непростых отношениях Православной Церкви с немецким оккупационным режимом. За внешней лояльностью и подчеркнутым уважением скрывалось недоверие и раздражение. Это касалось и отношения немецкого руководства к экзарху Сергию, запрет на преподавание уроков Закона Божия в школах, попытки перевести церковную жизнь на новый календарь, препятствия, которые чинились в деле духовного и материального попечения о военнопленных, наконец, аресты священно и церковнослужителей, и неусыпный контроль за деятельностью Миссии.

Наиболее тяжким обвинением в адрес сотрудников Псковской Миссии было и остается предательская деятельность - сбор информации о советском подполье и партизанском движении, выдача немецким властям советских патриотов и т.п. Приверженцев такой точки зрения можно сегодня встретить, к сожалению, и в церковных кругах. Если бы Псковская Миссия была не церковным учреждением, а шпионской организацией, то вряд ли церковное возрождение вообще могло состояться и принести столь обильные плоды. Серьезным доводом в несправедливости и ложности подобных обвинений является реабилитация (1956 г.) священнослужителей Псковской Миссии, которые были осуждены в 1944-1945 гг. за якобы предательскую, шпионскую деятельность.

Взаимоотношения Псковской Миссии и советской власти так же являются одной из "болевых точек" этой темы. На первый взгляд уместно задать вопрос - какие могут быть отношения, если Псковская Православная Миссия действовала на территориях оккупированных немецкими войсками? Во-первых, советское руководство было хорошо осведомлено о процессах церковного возрождения на оккупированных территориях. В научных кругах есть мнение, что именно это стало в 1943 году одной из важных причин начала нового курса церковно-государственных отношений в СССР. Во-вторых, на оккупированных территориях Северо-Запада России полномочными представителями советской власти были партизанские соединения, действовавшие под руководством ЛШПД (Ленинградский штаб партизанского движения). В каждом партизанском отряде были так называемые оргтройки, в функции которых входили следующие задачи - сбор продуктов, одежды и материальных ценностей у местного населения, агитация и пропаганда (распространение газет, листовок, обращений советского правительства и т.п.). Кроме этого оргтройки обладали судебной и исполнительной властью, то есть выносили приговор и приводили его в исполнение в отношении тех, кто нарушал советские законы, занимался антисоветской деятельностью, сотрудничал с оккупантами. Как правило, членами оргтройки были руководители партийных организаций, сотрудники прокуратуры и милиции, то есть те, кто и в довоенные годы так или иначе был связан с репрессиями, в том числе в отношении православного епископата, клириков и мирян. Военные условия создавали ситуацию чрезвычайную (на войну можно было многое списать), когда от рук представителей оргтроек погибали совершенно невинные люди. Священнослужители на оккупированной территории, открывающие храмы по разрешению оккупационных властей, автоматически попадали в разряд изменников и коллаборационистов. Доподлинно известно о двух случаях убийства священнослужителей партизанами на территории, окормляемой Псковской Миссией. Статистика о погибших по приговору оргтроек церковнослужителей, старост и мирян на Северо-Западе России отсутствует.

Начиная с 1943 года, все больше и больше появляется фактов о лояльном отношении партизанских соединений к Псковской Миссии. Это объясняется различными причинами. Именно в этом году происходит изменение официальной политики советского правительства к Православной Церкви, естественно эта новость распространялась и на оккупированной немецкими войсками территории. Именно этот год становится переломным в войне, оккупационная политика нацистов ужесточается, в том числе начинаются массовые вывозы трудоспособного мирного населения в Европу и Германию. Многие предпочитали остаться на родине и спасались от угона на чужбину в партизанских отрядах. Именно это способствовало тому, что в партизанских соединениях возрос процент местного населения, которое не понаслышке знало о трудах духовенства Псковской Миссии.

Наконец, последнее на что нужно обратить внимание в этом направлении - мы сталкиваемся с знаковым противоречием, которое помогает еще раз понять антинародную сущность советской власти. После освобождения Северо-Запада России и Прибалтики от немецких войск наиболее активные и ревностные члены Псковской Миссии (некоторых из них до сих пор помнят благодарные псковичи старшего возраста) были арестованы сотрудниками СМЕРШа и осуждены на долгие сроки заключения в сталинских лагерях. Это были лучшие из лучших, тот кто служил Богу и ближнему не жалея себя, своего благополучия и даже жизни. Именно они были так страшны для советской власти, для незыблемости тоталитарного строя, потому что помогли народу избавиться от леденящего страха, обрести духовную свободу через обретение истинной веры и жизни во Христе. Здесь, кстати хорошо видно и то, что роднит советский и нацистский строй.

Как сложилась судьба священников Псковской миссии после войны? Какой процент остался в СССР, какой - уехал в эмиграцию? Как церковное руководство в последующие годы относилось к бывшим членам псковской миссии, оставшимся в СССР? В церковной среде был велик авторитет, например, архимандрита Кирилла (Начиса), как складывались его отношения с властями - церковными и советскими? Как он рассказывал о псковской миссии?

В основном послевоенная судьба членов Псковской Миссии (священнослужителей и мирян) сложилась в трех направлениях -

1. выехали в 1944 году на Запад примерно 15-20 человек

2. остались на родине и были репрессированы в 1944-1952 гг. 60-65 человек

3. остались на родине и не подверглись репрессиям 80-85 человек

Из первой группы можно выделить протоиерея Иоанна Легкого, который в Псковской Миссии являлся благочинным Гдовского округа, в эмиграции почил в сане епископа

Рокландского в 1995 году. Многие члены Псковской Миссии оказавшись на Западе продолжали свое миссионерское служение для русских беженцев-эмигрантов второй волны - протоиерей Георгий Бенигсен, протоиерей Алексий Ионов, протоиерей Феодор Михайлов и другие.

Статистические выкладки страдают неточностью, поскольку жизненный путь некоторых членов Миссии до конца невыяснен: следы некоторых сотрудников Миссии теряются в ходе тотальной эвакуации в Прибалтику, о некоторых членах Миссии известно, что они были арестованы, но дальнейшая информация начисто отсутствует. Так же затрудняет исследование тот факт, что аресты некоторых членов Миссии продолжались вплоть до смерти Сталина.

Миссионеры-священники из третьей группы, те кто не подвергся арестам, постоянно находились в состоянии ожидания, они не были застрахованы от притеснений безбожной власти, лишения регистрации, шантажа, давления и пр. Уполномоченный Совета по делам Русской Православной Церкви по Псковской области в своих отчетах в послевоенные годы неоднократно подчеркивал, что духовенство, служившее на оккупированных территориях, требует особого внимания со стороны советской власти. Советская власть не доверяла, а, говоря точнее, и побаивалась священнослужителей из Псковской Миссии.

Особенно нелегко приходилось тем священникам из Миссии, кто после освобождения из лагерей возвращался на родину, к своим семьям. Нередко таким священнослужителям местные власти, прежде всего уполномоченный Совета по делам РПЦ, старались всячески помешать вновь вернуться к служению в Церкви, а если выделялись места, то это были, как правило, сельские отдаленные малочисленные приходы.

Несмотря на это, именно эти священники составляли цвет Русской Православной Церкви в северо-западных областях и Прибалтике - протоиерей Сергий Ефимов, протоиерей Иаков Начис, протоиерей Николай Трубецкой, протоиерей Николай Шенрок, протоиерей Константин Шаховской, протоиерей Ливерий Воронов, протоиерей Георгий Тайлов, архимандрит Кирилл (Начис).

Они снискали заслуженную любовь у паствы и уважение у иерархов. При этом, мне посчастливилось познакомиться с некоторыми из них, или с потомками псковских миссионеров. Все это были люди не только самоотверженные и преданные Христу, но и чрезвычайно скромные и аскетичные в повседневной жизни. Архимандрит Кирилл, например, рассказывая о миссионерских поездках со своим старшим братом по оккупированной Псковщине, подчеркивал, что ничего особенного они не делали - крестили, отпевали, совершали богослужения и освящения храмов. Все как обычно в священнической практике, вот только заплатить за несение этого подвига членам Миссии пришлось здоровьем, свободой, а кому то и самой жизнью.

Мое личное соприкосновение с их опытом христианской жизни и миссионерского служения я расцениваю как великую милость и дар от Господа.

Редакция благодарит Константина Обозного за предоставленные фотографии.

Действовала в 1941-1944 годах на оккупированной части епархий Русской православной церкви : Ленинградской (Санкт-Петербургской) , Псковской и Новгородской . Ранее, в ходе Большого террора 1937-1938 годов высшее духовенство на северо-западе России, как и повсюду в СССР, было частично репрессировано , частично вынуждено перейти на светскую работу, и к лету 1941 года в указанных епархиях (не считая Ленинграда с ближайшими окрестностями) действовало не более 10 храмов. Последняя церковь в самом городе Пскове была закрыта весной 1941 года . За неполных два с половиной года верующему населению с помощью миссии удалось возродить более 300 приходов , согласно другим данным - около 200 .

Для верующих создание Православной миссии объяснялось не только необходимостью быстрого возрождения в «освобождённых областях» церковной жизни, но и тем, что эти области перед войной не имели епископа , ранее ими руководившего.

Основу Псковской миссии составили православные священники из Рижской и Нарвской епархий . 18 августа 1941 года во Псков прибыли первые 14 миссионеров-священников, среди которых были как выпускники православного , так и деятели Русского христианского союза . Первым начальником псковской Православной миссии стал протоиерей Сергий Ефимов, в октябре 1941 года его сменил протоиерей Николай Коливерский, после смерти которого в октябре 1942 года новым начальником был назначен протопресвитер Кирилл Зайц. В новооткрытых храмах за богослужениями поминали митрополита Ленинградского Алексия , в чьей епархии служили миссионеры, подчёркивая, что миссия - часть Русской церкви. (Но когда советские самолёты начали разбрасывать подписанные Алексием антифашистские листовки, оккупационные власти запретили упоминание его имени в храмах .)

При богослужениях на оккупированной территории возносилось не только имя экзарха , но и Местоблюстителя патриаршего престола. Было официально объявлено, что «Высшая церковная власть в Российской православной церкви принадлежит Местоблюстителю Патриаршего Престола Блаженнейшему Сергию и состоящему при нём архирейскому собранию. Но Экзархат в связи с ходом военных событий оказался по эту сторону фронта и поэтому управляется самостоятельно» .

Организация миссии в 1941 году не была инициативой оккупационных властей. Первое время немцы даже не давали прибывшим священникам продовольственных карточек, которые выдавались сотрудникам оккупационных административных структур . Но 12 сентября 1941 года экзарх Сергий обратился к германским властям с просьбой о содействии, где доказывал оккупантам, что Московская патриархия никогда не примирялась с безбожной властью , подчинившись ей только внешне, и что поэтому он, Сергий, имеет моральное право призвать русский народ к борьбе против большевизма . Но, несмотря на все эти заявления, к митрополиту Сергию немцы всё же испытывали недоверие. Так, наместник Псково-Печерского монастыря архимандрит Павел (Горшков) , которому немцы доверяли больше, несколько раз был вызван в гестапо в Псков, где его подробно расспрашивали о политических настроениях экзарха .

Немецкие власти максимально использовали работу миссии для своих пропагандистских целей . Пропаганда активно велась через издаваемые миссией на русском языке газеты и журналы. Священникам предписывалось выявлять неблагонадёжных лиц, враждебно настроенных против немецкой армии и немецких властей, а также партизан и тех, кто им сочувствует . В их обязанность входил и сбор сведений об урожайности того или иного района, количестве зерна, овощей, скота: тыловые подразделения вермахта хотели знать больше о возможностях русского населения увеличить поставки продовольствия для их нужд .

Дни «освобождения от большевизма» немцами других городов тоже отмечались как праздничные: так, 9 августа 1942 года во Пскове состоялся крестный ход в честь годовщины освобождения города от большевизма . После войны миссионеры оправдывались, что в глубине души плохо относились к оккупантам. Один из миссионеров, протопресвитер Алексий Ионов , благочинный Островского округа в 1941-1943 годах, писал в воспоминаниях:

К служению в открытых с помощью миссии храмах вернулось несколько десятков священников, диаконов и псаломщиков , в предвоенные годы вынужденных перейти на гражданскую работу или находившихся за штатом. Рукоположения новых клириков для приходов в зоне действия миссии совершали митрополит Сергий , архиепископ Павел (Дмитровский) и другие архиереи Прибалтийского экзархата. Миссия издала ряд циркуляров по поводу необходимости отбора и проверки всех претендентов в священнослужители новооткрытых храмов. Подобную политику можно объяснить не только опасениями миссии, что среди духовенства могут оказаться противники немцев, но и тем большим количеством самозванцев, которые в условиях массового открытия церквей и нехватки настоящих священников, создавшейся в результате советских репрессий, выдавали себя за священников. Так, благочинный Гатчинского округа самозванец Иван Амозов , бывший коммунист , смог успешно выдать себя за священника при помощи справки об освобождении из заключения, однако на Колыме в 1936 году он оказался не как «гонимый за веру», а за взяточничество и двоежёнство .

С середины 1942 года миссия стала издавать ежемесячный журнал «Православный христианин. Издание православной миссии в освобождённых областях России». В издании принимали участие священники Иаков Начиc, Николай Трубецкой (редактор), Константин Шаховской, Кирилл Зайц, Георгий Бенигсен, Алексий Ионов, Иоанн Лёгкий, Георгий Тайлов, Николай Шенрок, архимандрит Богоявленского монастыря Серафим (Проценко), миряне барон Б. Г. Врангель, Р. В. Полчанинов, Р. И. Матвеева. Все номера этого журнала предварительно проходили цензуру со стороны немецких пропагандистских служб, и если в них было «слишком много православия и слишком мало антибольшевистских материалов», их выпуск не разрешался . Миссия издала «Православный календарь на 1943 год». В условиях оккупации стало возможным производить церковный звон (в СССР к середине 1930-х годов на него были наложены ограничения, а в некоторых регионах полный запрет), совершать крестные ходы под открытым небом, в том числе на большие расстояния. Возрождалась церковно-приходская благотворительность.

Значительным церковным событием того времени была передача Церкви Тихвинской иконы Божией Матери . Икона была спасена из горевшего храма в Тихвине при участии немецких солдат, вывезена во Псков и торжественно передана Церкви немцами 22 марта 1942 года.

Особое внимание священники-миссионеры уделяли духовной помощи военнопленным - в ряде лагерей удалось открыть храмы . Для военнопленных собирали пожертвования, одежда. После молебна священник обязательно выступал с проповедью , объясняя пленным, что эта война послана Богом им в наказание за атеизм большевиков . Миссия заботилась и о сиротах. Стараниями прихожан был создан детский приют при храме святого Димитрия Солунского в Пскове для 137 мальчиков и девочек в возрасте от 6 до 15 лет. Ради возрождения религиозной жизни в регионе священство стало выступать по радио: еженедельные передачи шли из Пскова .

Приходская жизнь проходила под двойным контролем. С одной стороны, деяния миссионеров-священников курировали оккупационные власти, а с другой - советские партизаны . Отчёт начальника миссии протоиерея Кирилла Зайца немецкому руководству отмечал противоречивость имевшихся сведений: «По словам одних, партизаны считают священников врагами народа, с которыми стремятся расправиться. По словам других, партизаны стараются подчеркнуть терпимое, и даже благожелательное, отношение к Церкви и, в частности, к священникам». Немецкую администрацию интересовало особо, верит ли народ агитационным сообщениям об изменении церковной политики и как он на эти сообщения реагирует. Письменные сообщения стали поступать в Управление миссии регулярно. Содержание их было разнообразным.

В августе 1942 года все священники оккупированных районов Северо-Запада РСФСР получили секретный циркуляр от миссии, подписанный протоиереем Кириллом Зайцем. В нём давались следующие задания: 1) выявлять партизан и лиц, связанных с ними; 2) среди прихожан выявлять всех тех, кто настроен против немцев и высказывает недовольство немецкими порядками: 3) выявлять всех, которые отправляют службы, не имея посвящения в сан, то есть священников-самозванцев; 4) выявлять в своём приходе всех лиц, кто ранее был репрессирован советской властью. В этом же циркуляре были и задания по чисто церковным делам, в том числе по благотворительным сборам прихожан на бедных детей, ремонт храмов и т. д.

Но в глубинке, удалённой от крупных немецких гарнизонов, отнюдь не все священники выполняли распоряжения Православной миссии по содействию оккупантам. Так, священник села Рождествено Пушкинского района Ленинградской области Георгий Свиридов тайком помогал заключённым немецкого концлагеря, а священник деревни Хохлово Порховского района Федор Пузанов сотрудничал с партизанами, а после того как немцы сожгли приход, ушёл в отряд .

После того, как в 1943 году Москве было заключено соглашение между Сталиным и руководством Русской православной церкви, и иерархи, собравшиеся в Москве , подписали воззвание «Осуждение изменников вере и отечеству», где перешедшие на сторону фашизма объявлялись отлучёнными от церкви , а епископы и клирики - лишёнными сана , германское руководство созвало совещание православных архиереев Латвии, Эстонии и Литвы. В совещании принимали участие сам Сергий , митрополит Литовский, экзарх Латвии и Эстонии, архиепископ Иаков Елгавский, Павел, епископ Нарвский и Даниил, епископ Ковенский. Участники совещания высказали мнение по поводу воззваний к русскому народу патриаршего местоблюстителя Сергия , митрополита Московского и Коломенского, о сопротивлении германской армии и угроз отлучения всем сотрудничавшим с немцами:

Высокочтимый иерарх, глава Русской Православной Церкви, не мог составить или по крайней мере добровольно подписать это воззвание. Целый ряд обстоятельств доказывает, что это воззвание сфабриковано кремлёвскими властителями и распространяется от лица патриаршьего Местоблюстителя. … Либо он вовсе его не подписывал, либо подписал под страшными угрозами, желая спасти вверенное ему духовенство от полного истребления. Для нас это воззвание служит ярким доказательством того, что большевики по-прежнему держат Православную Церковь в своих тисках, удушая её и фальсифицируя её голос. Оплакивая участь патриаршьего местоблюстителя, мы решительно отмежовываемся от насильно навязанной ему политической установки и молимся Господу о полном и скором освобождении Православной Церкви от проклятого большевистского гнёта.

Немцы настаивали на непризнании каноничности избрания Архиерейским собором в Москве в сентябре 1943 года Сергия патриархом . Оккупационные власти настаивали на проведении конференции с обязательной резолюцией против патриарха. Но экзарх в проекте резолюции не назвал даже имя первосвятителя, не говоря уже об отмежевании от Московской патриархии . Но упоминание имени Сергия как патриарха на богослужении было прекращено .

Осенью 1943 года, в ожидании контрнаступления советских войск, германское командование осуществило массовую эвакуацию гражданского населения из прифронтовой зоны в Прибалтику. Экзарх митрополит Сергий распорядился, чтобы при вынужденной эвакуации приходы брали с собой святыни и самое ценное церковное имущество (соответствующий потребностям транспорт был предоставлен оккупантами), и распределил эвакуированное духовенство по приходским храмам Эстонии, Латвии и Литвы. Среди ценностей была и Тихвинская икона Божией Матери, которая потом оказалась в США.

В 2010 году Владимир Хотиненко снял художественный фильм «Поп », рассказывающий историю выдуманного героя - священника Псковской миссии.

Последний из остававшихся в живых участников Псковской православной миссии, протоиерей Георгий Тайлов, скончался в Латвии 8 мая 2014 года на сотом году жизни.

В настоящее время деятельность Псковской миссии - тема споров в околоцерковной среде. Их называют и героями антибольшевистского сопротивления, и пострадавшими от лживых обвинений в коллаборционизме , и предателями своей Родины. Официальных заявлений по поводу отношения к деятельности Псковской миссии высшее духовенство Русской православной церкви не делало.

Смотри также

Примечания

1. «Пастыри и оккупанты, часть 2» Радио Свобода , 06.01.2012: В сети можно увидеть вырезку из псковско-рижской газеты «За родину» декабря 42-го с фотографиями Сергия и с такой «шапкой»: «От имени Русской православной церкви. Господи, ниспошли Адольфу Гитлеру силу для окончательной победы».

Христианская Церковь рождалась, росла и живет через свидетельство о Христе, или миссию. Проблема христианской миссии особенно остро встает сегодня, когда Русская вероятно наиболее вероятно (именно так и было!) православная церковь наконец получила возможность открытой широкой проповеди и глубокого научения в вере жаждущих Слова.

Важность миссионерского служения в церкви не ставится под сомненье, однако не всегда хватает опыта этого служения в может быть современных условиях . Нередко определенно встает вопрос : каким же образом должна проводиться духовно-просветительская работа?

Поэтому тема Псковской миссии актуальна сегодня не только как материал по истории РПЦ XX века, как утверждение общецерковной молитвенной памяти о мучениках и исповедниках веры, но и как весьма ценный опыт миссионерской и катехизационной деятельности.История Псковской православной миссии остается до сих пор одной из самых загадочных страниц Великой Отечественной войны. Долгие десятилетия она по идеологическим причинам оставалась закрытой не только для обычных людей, но и для исследователей. И только в последние годы начинает развеиваться облако клеветы над этим сонмом мучеников, подвижников и жертв.

В последнее время открылась еще одна святая страница в летописи Великой Отечественной войны. Связана она с Прибалтикой и Псковской землей и, в частности, с историей старинного Псково-Печерского монастыря.

Благодаря стараниям определенно многих исследователей восстановлена весьма полная картина существования так называемой Псковской православной миссии в годы 1941–1944 годы. Особенно заметными стали Сергея Фомина «Кровью убеленные», Михаила Шкаровского «Церковь завет к защите Родины», а также отдельный выпуск Санкт-Петербургских епархиальных ведомостей. Сегодня же точно наибольший интерес (источник не указан) представляют исследования в этой области, проводимые замечательным псковским историком Константином Обозным.

Явление это было подлинно удивительным. Хотя бы даже потому, что создана была Псковская православная миссия одновременно стараниями главного идеолога нацизма Альфреда Розенберга с одной стороны и советской разведкой с другой. Пользуясь тем, что за время как бы советской власти на Псковской земле не осталось ни одного действующего прихода, Гитлер и Розенберг разработали план восстановления здесь православной жизни, с тем чтобы народ на оккупированных землях не роптал против захватчиков, а, напротив, восхвалял гитлеровскую власть.

В то же время Сталин и Берия выработали свой план, по которому на оккупированных территориях православные священники и монахи должны были быть вовлечены в борьбу с фашистскими оккупантами. Основная ответственность была возложена на главного организатора разведывательно-диверсионной работы на оккупированных территориях Павла Анатольевича Судоплатова.

Главным действующим лицом и с той и с иной стороны стал митрополит Виленский и всей Прибалтики Сергий (Воскресенский). Когда наши войска покидали Ригу, Судоплатов, по его личным воспоминаниям, спрятал митрополита, чтобы сотрудники органов не увезли его вместе с отступающими. Далее экзарх должен был действовать по плану, разработанному НКВД. Оставшись в Риге, он приветствовал вступление немцев в Прибалтику. Он же стал и организатором Псковской православной миссии, которая наружно являлась защитницей оккупационной власти, а тайно поддерживала разведывательно-диверсионную работу.

Православные священники, с одной стороны, вынуждены были в своих проповедях призывать народ к смирению и хвалить немцев за то, что они способствуют возрождению христианства на Псковской земле. С иной стороны, те же священники прятали у себя партизан, людей, разыскиваемых гестаповцами, в том числе и евреев. Есть свидетельства, что в Псково-Печерском монастыре людей прятали под куполами. Никто не мог догадаться, что там можно кого-то скрывать. Все привыкли, что могут быть подпольщики, а что бывают и «подкупольщики», не могло прийти в голову! Впрочем, данная тема еще ждет своего более детального изучения.

Митрополите Сергии (Воскресенском)

Одновременно с этим православные священники принимали в свои семьи или пристраивали в семьях своих прихожан многочисленных беженцев, сирот, детей, на долю которых выпали страшнейшие испытания. В 1943 году, благодаря стараниям митрополита Сергия, были отпущены и отданы на воспитание в православные семьи и в семьи священников дети из концлагеря Саласпилс.

Начиная с 1942 года, православные священники организовали постоянный сбор средств для поддержания советских военнопленных, находящихся в фашистских концлагерях. Невозможно без слез читать воспоминания о том, как в таких лагерях проводились церковные службы, как проходили пасхальные литургии. При этом нередко еду и вещи, собранные для узников, гитлеровцы конфисковывали и отправляли на фронт. Обычно это происходило в критические для немцев моменты войны – после разгрома под Москвой, под Сталинградом и под Курском. Впоследствии органами госбезопасности это было поставлено в вину членам Псковской православной миссии, как то, что они сознательно собирали еду и вещи для фашистских солдат!

Псковская православная миссия - одна из наименее изученных и осмысленных

В вину ставилось и то, что православные священники активно агитировали народ за Гитлера. Но и здесь советские карательные органы были в подавляющем множестве случаев несправедливы. Да, в присутствии немцев священникам приходилось что-то говорить в их защиту. Но чаще всего они обращались к памяти русских воинов, сражавшихся за Родину, вспоминали священные образы Александра Невского, Дмитрия Донского, Кузьмы Минина, Дмитрия Пожарского, Федора Ушакова, Александра Суворова, Михаила Кутузова, вселяли в сердца людей уверенность, что и этих захватчиков рано или поздно сметут с лица земли Русской. В 1942 году предполагалось празднование 700-летия Ледового побоища. А в то время берега Чудского озера были в плену у новых псов-рыцарей. Но русские священники обнадеживали прихожан, говоря, что святой князь Александр Невский незримо явится и вновь одержит победу. Антигитлеровскую пропаганду члены Псковской православной миссии особенно развернули после Сталинградской битвы.

Во время существования Псковской православной миссии Павлом Судоплатовым был проведен в жизнь план спецоперации под кодовым названием «Послушники». В Псково-Печерскую обитель были внедрены два агента наших спецслужб. Они выдавали себя за членов тайного сообщества священников-подпольщиков, действующих против как бы советской власти . Якобы это антисоветское православное подполье столь сильно, что может действовать в Куйбышеве, который стал с конца 1941 года «запасной столицей». С этим «православным подпольем» была налажена связь по рации, двое мнимых послушников получали из Куйбышева сведения и передавали их немцам. На самом деле это была дезинформация, которая сыграла свою роль еще в 1942 году, но особенно помогла во время сражения на Курской дуге. Успех операции «Послушники» получил высокую оценку самого Сталина. О нем Сталин говорил со своими приближенными накануне принятия судьбоносного решения о возрождении патриаршества.

Это великое событие в жизни Русской Православной Церкви отразилось и на судьбах Псковской православной миссии.

До определенных пор между Псковской православной миссией и Московской Патриархией существовали двойственные отношения. Безусловно, патриарший местоблюститель митрополит Сергий (Страгородский) был осведомлен о том, как и на кого работает экзарх всей Прибалтики Сергий (Воскресенский). Между ними давно существовали скорей всего дружеские отношения . Но при этом все годы войны и тот и другой, скажем так, по условиям игры вынуждены были явно высказываться негативно в адрес друг друга. Сергий (Страгородский) публично порицал Сергия Воскресенского за сотрудничество с Гитлером, а Сергий (Воскресенский), в свою очередь, публично порицал Сергия (Страгородского) за сотрудничество со Сталиным. При этом, что особенно важно подчеркнуть, Псковская православная миссия оставалась в лоне Русской Православной Церкви Московского Патриархата, а не Зарубежной! И все годы войны на службах священники Псковской православной миссии считали себя под омофором патриаршего местоблюстителя Сергия (Страгородского), молились о его здравии.

Псковская православная миссия в годы Великой Отечественной войны.

Когда в Москве произошло избрание Сергия (Страгородского) Патриархом Московским и всея Руси, Гитлер потребовал, чтобы все русские священники на оккупированных территориях предали его анафеме и осудили решение Священного Синода Русской Православной Церкви. Представители Русской Зарубежной Церкви собрались в Вене и исполнили волю Гитлера. А митрополит Сергий (Воскресенский) собрал всех представителей Псковской православной миссии, которой тогда руководил отец Кирилл Зайц, обсудил с ними суть вопроса, и далее единогласно было именно принято решение : никакой анафемы и никакого осуждения! Отныне Псковская православная миссия считала себя в подчинении у патриарха Сергия (Страгородского). Тем самым она сознательно избрала для себя путь мученичества. Немцы начали проводить репрессии против русских православных священников на территориях Прибалтики и Псковщины. Впрочем, особо они в этом не преуспели, поскольку Советская армия стремительно наступала. В начале 1944 года Псковская земля была освобождена от захватчиков, а Псковская православная миссия прекратила свое существование.

Мучеником оказался сам экзарх Прибалтики. Весной 1944 года немцы решились на его уничтожение. Совершить покушение поручено было начальнику полиции Остланда обергруппенфюреру СС Эккельну. На дороге из Каунаса в Вильнюс машина, в которой ехал митрополит Сергий, была изрешечена пулями.

Вскоре после освобождения Псковской земли от оккупантов органы НКВД стали арестовывать всех членов Псковской православной миссии. Приговоры им были суровые – от десяти лет до двадцати. Многие не вернулись потом из лагерей. Начальник миссии протопресвитер Кирилл Зайц, арестованный в Шауляе, получил 20 лет и через четыре года окончил дни свои в казахстанском лагере. Начальник канцелярии Псковской миссии протоирей Николай Жунда также получил 20 лет и умер от туберкулеза в лагере Красноярского края. Печерский епископ Петр (Пяхкель) получил 10 лет и тоже сгинул в лагерях. Такова же судьба многих и многих иных, решительно которые подобно им, обрели свою смерть за советской колючей проволокой.

Кирилл Зайц (Закис), начальник Псковской православной миссии

Но многим Бог дал как бы возможность вернуться (именно так и было!) из мест заточения. Протоиерей Николай Шенрок, получив 20 лет, был освобожден через 11 из того же казахстанского лагеря, в котором скончался Кирилл Зайц. Вернулся из того же лагеря протоиерей Сергий Ефимов. Священник Иаков Начис, получив 10 лет лагерей и отбыв их от звонка до звонка, стал служить в единственном действующем православном храме в республике Коми, потом в Мурманской области, в церкви, превращенной в храм из лагерного барака.

Многие из священников Псковской православной миссии при наступлении советских войск эмигрировали и окончили свои дни за границей, кто в Швеции, кто в Германии, кто в Америке. Такова судьба Рижского митрополита Августина (Петерсона), протоиереев Георгия Бенигсена, Алексия Ионова, Владимира Толстоухова, Иоанна Легкого и десятков других. У кого повернется язык их осудить?..

Среди членов Псковской православной миссии был тогда еще молодой священник Николай Гурьянов. Его рукополагал митрополит Сергий (Воскресенский). В дальнейшем отец Николай служил на острове Залит на Псковском озере и прославился как благодатный старец.

Одним из окормлявших свою паству на оккупированной территории был, как известно и священник Михаил Ридигер, отец незабвенного Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия II. У Святейшего давно зрел замысел реабилитировать тех, кто, как его отец, вынужден был служить Богу при немцах. С его благословения в 2005 году Церковно-научный центр «Православная энциклопедия» обратился ко мне с просьбой создать литературную основу для фильма, посвященного Псковской православной миссии, и предоставил все необходимые материалы. Так появился мой роман «Поп», вышедший в 2007 году по благословению патриарха Алексия в издательстве московского Сретенского монастыря. На основе этого романа мы вдвоем с кинорежиссером Владимиром Ивановичем Хотиненко, человеком верующим и давно воцерковленным, принялись за создание сценария полнометражного художественного фильма. Одновременно велась подготовка к съемкам. Святейший Патриарх внимательно следил за нашей работой. Прочитав сценарий, он одобрил его. С его одобрения отбирались и актеры на главные роли. В итоге на роль священника Александра Ионина был выбран Сергей Маковецкий, а на роль матушки – Нина Усатова. И он, и она – тоже православные воцерковленные люди. Консультантом фильма Патриархия назначила настоятеля московского храма Святой Троицы в Листах игумена Кирилла (Коровина). Немало добрых советов дал и священник Сергий Вишневский, он же подарил пояс митрополита Сергия (Воскресенского), который ему в свое время передала одна из прихожанок убитого фашистами экзарха.

Съемки проходили в Белоруссии и в окрестностях Псково-Печерского монастыря, а павильонные – на «Мосфильме». Увы, во время съемок в Белоруссии туда пришло печальное известие о кончине главного заказчика фильма – нашего дорогого патриарха Алексия. Причем, что знаменательно, как раз снимался эпизод Пасхи, Светлого Христова Воскресения 1942 года.

Когда фильм был смонтирован, его принимала комиссия во главе с архиепископом Истринским Арсением, викарием Московской епархии. Священноначалие и деятели культуры вынесли весьма высокую оценку фильму. Музыку к нему написал замечательный композитор Алексей Рыбников. Осенью 2009 года фильм выходит на экраны.

Во скорей всего многих отношениях это должно быть необычное явление в кинематографе. Главное действующее лицо – сельский священник, причем, вынужденный служить во время гитлеровской оккупации. Впервые художественный фильм снят под эгидой Московской Патриархии и при непосредственном попечении патриарха.

И, кроме того, это будет необычный фильм о любви. Не той, которую мы привыкли видеть на экране, чаще всего – мятежной. А о любви двух супругов – батюшки и матушки, попа и попадьи. О любви, которую эти люди пронесли через всю свою жизнь до самой смерти.

И в средние века, как и сегодня, псковская земля – земля пограничная, и налаживание контактов с соседними племенами финнов, эстов (чуди) не в последнюю очередь происходило благодаря успешной миссии Русской православной церкви. А столкновение интересов латинского Запада в лице ордена меченосцев с православной Русью, начиная с XIII века на границах псковской земли, показало необходимость православной контрмиссии. Латинские миссионеры-рыцари стремились «...и мирным путем, и путем завоеваний пропагандировать свое учение и среди русских... областей...», не говоря уже о территориях расселения финских и эстских племен . Подобная ситуация сохранялась и позже. Только на смену ливонским рыцарям с Запада приходит Реформация – не менее серьезный оппонент православию, имевший в Прибалтике колоссальный успех .

Да и кроме миссии внешней, т.е. направленной к неправославной части сопредельных земель, постоянно видна необходимость миссии внутренней, относящейся к православным, к тем, кто уже находился в лоне церкви. Ведь кроме непросвещенности и неграмотности, суеверий и скрытого язычества, внутри православия на Псковщине появляется ересь стригольников. А позже незаживающей кровавой раной на теле Русской церкви оказался раскол. Северо-Запад страны, в частности Псковская губерния, оказался особенно сильно захвачен движением старообрядцев. Так, большая часть усилий православных миссионеров во Пскове в XIX веке была направлена на работу среди раскольников.

То, что произошло в 20–30-е годы XX века по всей России, не могло обойти стороной и псковскую епархию. Гонения на церковь и на верующих начались с первых лет советской власти. Хотя в 1917–1918 гг. церкви не закрывались, но уже тогда начались расстрелы архиереев и священников. В период 1922–1924 гг. были закрыты мужские и женские монастыри, приписные и домовые церкви. Годы коллективизации были ознаменованы массовым закрытием приходских церквей (с 1929 по 1933 гг. было закрыто 30%). В 1935 г. новая волна чисток, направленная против так называемого антисоветского элемента, приводит к массовым арестам и высылкам духовенства. В 1936 г. в Пскове упразднена архиерейская кафедра. В 1937 г. начинается третий, и последний, натиск. В 1939–1940 гг. были закрыты последние храмы в Пскове и его ближайших уездах (Порхов, Остров, Святые Горы). «К моменту прихода германской армии в этой области не было ни одной церкви и ни одного священника, который совершал бы богослужения» . Здесь лишь цифры смогут показать глубину церковной разрухи, царившей на Псковщине. На момент октябрьского переворота 1917 г. во Пскове 40 священников и 32 действующие церкви, а в Псковском уезде еще 52 священника и 40 храмов. В наиболее крупных уездах Псковской губернии картина была такой :

Из всего этого числа к моменту оккупации ничего не сохранилось...

Идеологам советского государства можно было гордиться этими результатами, хотя и внешними. То, что они все же были внешние, и покажут события и изменения, происшедшие в связи с деятельностью Православной миссии. Расширение границ Советского Союза в 1939–1940 г. увеличило и паству РПЦ. Как пишет О.Ю. Васильева, перед митр. Сергием (патриаршим местоблюстителем) встает трудная задача – «передать священнослужителям присоединенных областей опыт деятельности в условиях нового для них общественного строя» . В связи с этим были произведены и новые назначения на Кишиневскую кафедру, в западные области Украины и Белоруссии и в Прибалтику. Указом Московской Патриархии от 24 февраля 1941 г. был учрежден экзархат, т.е. особая митрополичья область, в состав которой вошли Латвийская и Эстонская епархии. Экзархом этой области был назначен Сергий (Воскресенский), который к тому времени был уже митрополитом Литовским и Виленским. Все архиереи экзархата, в том числе бывшие митрополиты Латвии и Эстонии, оказались в положении епископов, подчиненных экзарху .

Нередко местные жители считали приглашенных архиереев «чуть ли не агентами ЧК» . В какой-то мере эти опасения можно было оправдать: настороженность и открытая враждебность к патриаршему местоблюстителю митр. Сергию после его Декларации 1927 г. о лояльности к советской власти были распространены у многих православных архиереев и священников и в советской России, и за рубежом.

Тень грядущих гонений и расправы набежала на церковь во вновь присоединенных областях советского государства. Ее ожидал такой же разгром, какой уже произвела в конце 30-х годов власть в прежних границах СССР, обескровив церковную жизнь. И только начавшаяся Великая Отечественная война предотвратила новую волну гонений и открыла новый этап отношений РПЦ и советского государства.

Экзарх Прибалтики митр. Сергий (Воскресенский) в первые дни оккупации Латвии немецкими войсками был арестован. Это произошло, вероятно, не без влияния некоторых местных архиереев, негативно воспринявших «ставленника Москвы» и находящихся на жестких националистических позициях, что, собственно, было больным вопросом еще в предвоенной жизни Латвийской православной церкви . Так, митр. Августин после провозглашения автокефальной Латвийской православной церкви в 1936 г. «...оттеснил от руководства церковью русских священнослужителей и начал проводить реформы по «латышизации» культа и церковного устройства...»

Однако экзарх Сергий вскоре был отпущен. Более того, с ведома Берлина были сохранены и экзархат, и его каноническая принадлежность к Московской патриархии. Но все это новые власти гарантировали при условии, что экзарх создаст «новое церковное управление под эгидой немецких властей» . Таким церковным учреждением явилась «Православная Миссия в освобожденных районах России».

Дело в том, что немецкие власти рассчитывали именно Православную церковь сделать своей главной опорой в утверждении на захваченных территориях «нового порядка». Подобная роль отводилась и Псковской миссии.

Справедливости ради нужно отметить, что в вопросе возникновения Миссии нет единого мнения о том, кто же был летом 1941 г. инициатором основания «Православной Миссии в освобожденных областях России». Кроме приведенной выше точки зрения есть и другие указания.

Так например, Ольга Раевская-Хьюз, один из создателей сборника проповедей о. Георгия Бенигсена, пишет, что именно митр. Сергий (Воскресенский) добился «разрешения на открытие миссии Русской православной церкви в оккупированных областях России» . Еще более убедительно об этом свидетельствуют и сами участники Миссии: «Необходимость в Псковской миссии была осознана митр. Сергием, экзархом Латвии и Эстонии, сразу же как только стали поступать первые просьбы из Пскова и других городов о присылке священнослужителей в эти места» . И немецкие власти весьма неохотно, долго не соглашаясь, дают все же согласие на организацию Миссии. Выходит, что не оккупационные власти и даже не конкретно экзарх Сергий оказались в той или иной мере «зачинщиками» миссионерского движения на псковской земле. Нет, этим «зачинщиком» стал простой народ. «Эти люди убедили немцев в безуспешности советской антирелигиозной пропаганды и воспитания. Они требовали церкви, священников, богослужения. Немцам нехотя пришлось уступить» .

Возможно, это звучит несколько неожиданно. Ведь советская власть превратила территорию, на которой развернулась деятельность Православной Миссии, буквально в «церковную пустыню» . Многочисленные псковские храмы были «разрушены, поруганы, превращены в склады, мастерские, танцевальные клубы, кино и архивы. Репрессированное духовенство в своей основной массе погибло в концлагерях Сибири» . После этого трудно было предположить, что простые люди, советские граждане проявят такую активность, причиной которой стал «духовный голод, жажда церковной молитвы, таинств, проповеди ...»

Напутствуя первых миссионеров перед их отправкой в Псков, экзарх говорил: «Не забывайте, что вы прибыли в страну, где на протяжении более 20 лет религия самым безжалостным образом отравлялась и преследовалась, где народ был напуган, принижен, угнетен и обезличен. Придется не только налаживать церковную жизнь, но и пробуждать народ к новой жизни от долголетней спячки, объясняя и указывая ему преимущества и достоинства новой открывающейся для него жизни» .

Посланники Миссии ожидали, что их глазам предстанет «пустое поле, в религиозном отношении». Но как писал о. Алексей Ионов, «там мы нашли такую напряженную духовную жизнь, о которой за рубежом и не догадываются» . Многие из тех людей, кто жил еще в Российской империи Романовых, бережно пронесли свою веру и упование через два страшных кровавых десятилетия. Но уже появилось на свет целое поколение, представители которого лишь теперь «...впервые в жизни видели фигуру священника, встречая ее до тех пор только на карикатурах и шаржах антирелигиозных изданий» , не говоря уже об их участии в церковной жизни.

«Два десятилетия власть отнимала у него (народа) то, чем строилась и двигалась государственная, нравственная и культурная жизнь его предков на протяжении тысячелетия». И конечно, это не прошло бесследно, и духовное выздоровление русских людей не могло произойти без возрождения церковной жизни, без евангелизации, без слова Божия. В этом именно и видели цель своего служения миссионеры, прибывшие на псковскую землю, – «помочь народу, впавшему в разбойники» .

Сам митр. Сергий (Воскресенский), говоря о Православной Миссии и об учрежденном при ней Управлении, отмечал, что эта церковная организация имеет временный характер и будет действовать «до восстановления непосредственной связи с Патриаршей церковью, когда высшая церковная власть сможет или присоединить эти области к экзархату, или воссоединить с прежними епархиями» .

Ввиду военных действий, связь экзарха Сергия с архиереями соседних епархий была прервана, и потому включить эту территорию в экзархат митрополит не мог, не имея на то согласия этих архиереев. Однако «по существующим каноническим правилам экзарх имел вполне законное право принять области других епархий, временно утративших архиереев, под свое духовное окормление, так как они принадлежат к той же автокефальной церкви, как и он сам» . И более того, это был пастырский долг экзарха Сергия, который он исполнял, и в этом исполнении его не могла остановить даже угроза смерти. Единственное препятствие могло возникнуть с выходом экзархата из состава Патриаршей церкви и канонической от нее независимости. В этом случае даже временное управление этими епархиями оказалось бы незаконным. В этот момент высшая церковная власть в Русской православной церкви принадлежала местоблюстителю патриаршего престола блаженнейшему Сергию и состоящему при нем архиерейскому собранию.

Но из-за военных действий экзарх Сергий теряет «непосредственную связь с Патриаршей церковью» , оказавшись в тылу немецких войск. И потому, не выходя из состава Российской православной церкви, экзарх фактически «пользуется автономией, а посему управляет самостоятельно...» При этом у митр. Сергия не было никакой необходимости «примыкать и какой-либо другой автокефальной церкви, что в будущем, несомненно, было бы сочтено за каноническое преступление» . Возносимые за богослужением молитвы о местоблюстителе патриаршего престола Сергии (Страгородском) служили свидетельством того, что «целость православной матери-церкви сохранена» , хотя реальных связей с Москвой не было и Московская патриархия руководства производить не могла.

Таким же свидетельством пребывания Православной Миссии в лоне Российской православной церкви (Московской патриархии) является тот факт, что «в новооткрытых храмах поминали митрополита Ленинградского Алексия (Симанского), в чьей епархии Миссия работала» . Это также помогло миссионерам приобрести необходимое доверие у паствы. Многие из верующих хорошо понимали канонические нюансы и не хотели в будущем оказаться в расколе, отлученными от Русской православной церкви .

Таким образом, вырисовывается еще одна причина возникновения Миссии – необходимость окормления православных епархий, временно оказавшихся без епископов. И уже в границах этой формальной причины ставились более конкретные задачи по восстановлению церковной жизни, как-то: возрождение приходов, просвещение и евангелизация. Все это невозможно было бы поднять без миссионерского служения, которое вносит первую искру в душу человеческую и затем преображает весь мир. Именно об этом говорил миссионерам экзарх Сергий в приведенной выше цитате, подчеркивая важность не только формального церковного возрождения, но «пробуждения народа..., объясняя и указывая ему преимущества и достоинства новой открывающейся для него жизни» .

Непосредственное устроение Православной Миссии «является всецело делом и почином самого экзарха, который, видя и полностью сознавая бедственное положение церкви в областях, освобожденных германскими войсками и граничащих с Эстонией и Латвией...» , начинает переговоры с представителями немецко-фашистской группировки армии «Север» об отправке в указанные районы первых миссионеров. Переговоры были начаты уже в начале июля, т.е. как только появились первые города и районы, оккупированные германскими войсками и, соответственно, освобожденные от засилия воинствующего атеизма и красного террора советской власти.

Переговоры затягивались из-за хода активных военных действий. Наконец, к середине августа разрешение было получено. Первые 14 миссионеров из Прибалтики прибыли во Псков 18 августа 1941 г., и произошло это при содействии СД . Видимо, содействие заключалось в обеспечении документами и специальными разрешениями для передвижения по оккупированной территории. Вот как об этом пишет Зигмунд Балевиц: «Ранним утром 18 августа 1941 г. темно-серый автобус …, предоставленный немецким командованием, увез первых рижских «миссионеров» в Псков, где создавался центр «миссии» .

Накануне в Рижском кафедральном соборе после воскресного богослужения экзарх Сергий обратился с амвона к своей пастве со словами радости о том, что «руководимой им православной церкви в Латвии... выпала «большая честь» – направить первую группу миссионеров в... Россию» .

О. Алексей Ионов, вспоминая эти дни, пишет, что сама отправка посланников была проведена быстро, без промедлений. Митрополит лично отобрал кандидатуры священников для этого важного служения. Без предварительных разговоров с ними и опросов о личном согласии экзарх Сергий «предписал целому ряду священников, тем, кто помоложе, отправиться в Псков» .

Несмотря на такое авторитарное, по-военному строгое, принятое «в рамках церковной дисциплины, церковного послушания» решение, «никто не отказался от участия в Миссии, от церковной работы в тех местах, где годами не звучало слово Божие, не совершалось богослужение, где народ молился лишь «про себя», сокровенно» . Причем сами миссионеры прекрасно представляли все трудности и опасности военного положения, которые их ждали на псковской земле. Наверное, дело не только в послушании епископу и исполнении своего священнического долга, но в тех глубинных личных переживаниях, которые тяжело описать земными словами: «Мы въехали в родные пределы, стоя на ногах, с пением пасхальных песнопений. Мы радовались всему родному, что встречали на своем пути: небу, воздуху, чахлым деревцам, пожелтевшей осенней траве» .

Вряд ли ошибусь, признавая большую заслугу в успешном развитии Миссии незаурядных личностей, составивших ядро этой церковной организации. Имена некоторых хорошо известны и сегодня: протопр. Кирилл Зайц, прот. Георгий Бенигсен, прот. Ливерий Воронов. Это само по себе является свидетельством о наполненности Духом Святым этих служителей Слова Божия...

Для многих миссионеров, наверное, были близки слова о. Алексия Ионова: «Лучшее время моего пастырства – время, проведенное в Псковской миссии...» .

Среди тех, кто активно помогал РСХД и РПСЕ, был протопр. Кирилл Зайц, настоятель рижского кафедрального собора, а в годы войны – начальник Управления Православной Миссии во Пскове. О. Кирилл еще до своего участия в Миссии проявил яркий дар миссионерства. Он знал и любил слово Божие и мог делиться этой любовью с другими. Силой этой любви о. Кирилл возвращал православной матери-церкви порой целые приходы .

Показательно, что наиболее деятельные миссионеры либо учились в Париже, либо принимали какое-то участие в деятельности РПСЕ. Именно они формировали отношение к Православной Миссии как со стороны населения, так и со стороны оккупантов, о чем еще будет сказано подробнее. И именно эти люди организовали Управление “Православной Миссии в освобожденных областях России”, которое руководило деятельностью всей Миссии, действовавшей на обширной территории, населенной двумя миллионами человек и простиравшейся на всю занятую немецкими войсками часть Ленинградской области, на часть Калининской и Новгородской областей и целиком – на Псковскую область.

Для управления церковной жизнью и духовного окормления христиан этих областей и было образовано Управление Миссии. Ею были возрождены благочиннические округа. Для координации «сношений центра Миссии с подведомственными ей районами и для надзора за работой местного духовенства» были определены благочинные по районам. В Псковском районе – свящ. Н. Жунда, в Островском – свящ. А. Ионов, в Новгородском – прот. В. Николаевский, в Порховском и Дновском – свящ. В. Рушанов, в Гдовском – свящ. И. Легкий и др.

Управление Миссии в Пскове непосредственно подчинялось лишь экзарху Сергию, который находился в Риге. Оно собиралось на совещания и выносило «решение по тому или иному важному вопросу, которое затем препровождалось на усмотрение экзарха » .

Во главе Управления стоял начальник Миссии (первый начальник Миссии – о. Сергий Ефимов, с 17 августа по октябрь 1941г.; второй – о. Николай Колиберский, умерший в ноябре 1941 г; последний – о. Кирилл Зайц, с 1 декабря 1941 г. по февраль 1944 г.). Он имел своим помощником и заместителем по всем делам, касающимся церковной жизни, ревизора . Судя по спискам сотрудников Православной Миссии на июнь 1943 г., при начальнике Миссии было даже два ревизора: старший – прот. Николай Шенрок и младший – свящ. Ливерий Воронов, а также секретарь Управления Миссии – Андрей Перминов и переводчик Георгий Радецкий. Кроме канцелярии Миссии, которая в основном состояла из вышеперечисленных лиц, в составе Управления находились два стола или отдела: стол по развитию христианской культуры (во главе со свящ. Г. Бенигсеном) и хозяйственный отдел во главе с Иваном Ободневым и его помощником Константином Кравченком . Интересно отметить, что Управление Миссии состояло не только из духовенства, но и светских лиц. Характерно для Псковской Миссии то, что наряду с миссионерами-священниками на «ниве Божией» трудились миссионеры-миряне.

Плоды работы хозяйственного отдела, с одной стороны, поддерживали материальное состояние Миссии, наряду с десятипроцентными отчислениями, поступающими из приходов, и, с другой стороны, способствовали главному назначению и служению этой церковной миссионерской организации.

В состав хозяйственного отдела Миссии входили: свечной завод, размещавшийся в колокольне Псковского кафедрального собора, иконописная мастерская, находившаяся во Пскове на территории Кремля, и магазин церковных принадлежностей на Главной улице Пскова.

Свечной завод обслуживал большинство приходов, находящихся на территории Миссии. Продукция была гораздо качественнее той, что выпускали частные предприниматели, и являлась главным источником дохода Миссии.

В иконописной мастерской трудилось 20 человек, среди них заведующий мастерской, мастера-живописцы, золотошвейки, ученики и ученицы, артель резчиков по дереву и столяры. Здесь писали новые иконы и реставрировали старые, изготавливали хоругви, кресты, голгофы, плащаницы, церковные сосуды, вплоть до целых иконостасов. В основном мастерская выполняла заказы, поступающие от церквей, нередко перерабатывая их же сырье в готовые изделия. Порой артель мастеров выезжала по запросам той или иной отдаленной церкви и на месте проводила необходимые работы.

Продукция производилась в большом количестве, но доход производства едва покрывал расходы, связанные с содержанием мастерской. Но конечно, не доход был основным стремлением в деятельности хозяйственного отдела Миссии, но «снабжение церквей теми необходимыми предметами, которые в свое время были из церквей расхищены и без которых совершение богослужений и внутренний вид храмов многое бы потеряли» . Пунктом распространения этих предметов являлся магазин предметов церковного обихода. Он полностью обеспечивал потребности не только жителей Пскова, но и приезжих из других городов, деревень и отдаленных регионов .

До начала действия Миссии проблему обеспечения предметами христианской веры народ решал самостоятельно, насколько позволяли возможности. Один из миссионеров вспоминает, что встречались умельцы, изготовлявшие нательные крестики из советских монет. А поступавшие крестики из только что организованного магазина Миссии освящались сотнями и затем нарасхват раскупались прихожанами .

Таким образом, деятельность всех предприятий хозяйственного стола Управления Миссии способствовала восстановлению храмов, богослужений и вообще церковной жизни. Предметы церковного искусства, изготовленные в мастерской и продаваемые в церковном магазине, не являются ли одним из средств христианского просвещения и миссионерства? Как известно, православная икона является проповедью Слова Божия в красках...

Возрождение приходской жизни

Первые посланники Миссии прибыли в Псков вечером 18 августа 1941 г. и сразу же попали в Троицкий кафедральный собор на богослужение, которое совершалось под великий праздник Преображения Господня. А за день до приезда миссионеров в главном храме Пскова была отслужена первая литургия после нескольких лет молчания и запустения. Совершал эту службу прот. Сергий Ефимов, по воле и милости Божией оказавшийся в эти дни в Пскове. О. Сергий, уже престарелый священник, незадолго до начала войны был арестован в Латвии, пережил ужасы застенков НКВД, готовился принять мученическую смерть. Однако вместе с отступлением советских войск из Прибалтики группу арестованных, в которой находился и о. Сергий, перевезли в Псковскую область в тюрьму г. Острова. Оттуда он вместе с другими узниками был освобожден солдатами немецкой армии и «смог поведать сидевшим доселе во тьме большевизма о милосердии к ним нашего Спасителя» .

Действительно, о. Сергий Ефимов оказался первым миссионером, начавшим реальное дело восстановления церкви на территории даже еще пока не учрежденной Псковской миссии. 14 августа 1941 г. недалеко от г. Острова в погосте Елине им был освящен первый храм и совершена литургия «на свободной от большевизма русской территории» . По свидетельству самого о. Сергия в конце службы к елинскому храму подъехал автомобиль с немецкими солдатами. Без долгих объяснений священника «прямо из храма отвезли в г. Псков для совершения там богослужения и крестного хода» .

Это богослужение и совершилось накануне приезда миссионеров из Латвии. Закончилось оно крестным ходом, бедным по количеству святых икон и хоругвей. «Но вряд ли с таким молитвенным подъемом совершались когда-либо крестные ходы в городе в прежние годы» .

С прибытием первой группы священников, членов Миссии, началось «настоящее устроение церковной жизни. Пастыри-миссионеры с ревностью взялись за возложенные на них обязанности» . Первые дни были посвящены приведению в должный вид главного храма города – Троицкого кафедрального собора. Несколько последних лет в нем находился атеистический музей и «повсюду были видны следы работы кощунников из персонала антирелигиозного музея» . Из подвального храма-усыпальницы «безбожниками» были выброшены и поруганы останки псковских святителей и других именитых людей Пскова. Все это собиралось, очищалось, «водружалось на должное «место». Из городского музея (Поганкиных палат) в собор было передано множество священных предметов, церковной утвари, святых икон, в том числе чудотворные: блгв. князя Всеволода, а чудотворная Тихвинская икона Божией Матери была привезена немцами из Тихвинского монастыря и также была передана собору. На колокольню были возвращены колокола .

После восстановления Троицкого собора началось возрождение и других храмов города. По архивным описаниям церковной жизни, в декабре 1943 г. в Пскове совершалось богослужение в восьми церквах: в кафедральном соборе, в Михайло-Архангельской церкви, в Дмитриевской, в Алексеевской, Варлаамовской, Казанской, Бутырской и нерегулярно в Иоанно-Богословской церкви .

Не прошло и недели со дня прибытия миссионеров из Прибалтики, как в Миссию начали обращаться ходоки из пригородных церквей, уже восстановленных силами верующих, с просьбой послужить в их храмах. Потянулись и делегации из более отдаленных районов – просители священников на приходы. Весть о том, что в Пскове восстанавливаются храмы, совершают богослужения и «батюшков много навезли», быстро распространялась все дальше и дальше по территории Псковской миссии .

Большинство священников Миссии разъехались по районам, чтобы «...зарекомендовать себя на местах» . Но и там они не сидели, а перебирались в самые глухие закоулки, неся в своем сердце радостную весть, всюду проповедовали Слово Божие, которое не произносилось открыто уже долгие и томительные годы . Всюду миссионеры быстро находили взаимопонимание с населением, вникая в нужды, помогая ему примерами и советами, выполняя главную задачу, которую ставил перед ними экзарх Сергий – налаживание и упорядочение церковно-приходской жизни .

Эта задача была выполнена. В августе 1942 г. на территории Миссии действовала 221 церковь, тогда как накануне войны ни в одном храме не звучала молитва (исключение составляют 5 храмов на территории Ленинградской области, оказавшихся в ведении Православной Миссии) .

Понятно, что при всей активности миссионеров собственными силами такой титанический труд одолеть было невозможно. О. Алексей Ионов, окормлявший г. Остров, Опочку и их округу, восстановил 15 храмов. И все ремонтировалось личными средствами и силами населения . Необходимые работы производились быстро, аккуратно и тщательно с большим подъемом и энтузиазмом.

Так, о. Алексей вспоминает, как в г. Острове ему постоянно помогал в деле восстановления храмов молодой советский инженер Н.Н., и «сомневаться в его вере, в его искренности было нельзя» . То есть подобно тому, как и сама Миссия явилась откликом на духовное движение и просьбы верующих людей оккупированных территорий возродить церковную жизнь, так и реальное восстановление конкретных соборов, храмов, погостов, часовен полностью проводилось населением, основная масса которого – дети, старики, женщины и подростки. Возможно, на первый взгляд, такая деятельность членов Миссии, как восстановление и освящение церквей, не может носить характера просветительно-миссионерского. Однако нужно отметить, что без восстановленного храма не будет церковной проповеди, не будут совершаться богослужения. А ведь именно богослужение (не говоря о проповеди) есть один из источников церковного просвещения. Питаясь от этого богатства, христиане всегда проникали в богословскую ткань Православия, научаясь духовной мудрости и укрепляясь в вере. Особенно же это было актуально для тех времен, когда вслух читались «тайные молитвы», богослужение шло на понятном языке и произносилась полнокровная церковная проповедь . Помимо этого, сам процесс восстановления храмовой жизни способствовал сближению священника и его паствы, давал возможность немой проповеди веры, которая излучалась от миссионеров и зажигала тех, кто трудился рядом и видел самоотверженность, жертвенность, готовность всегда и всюду служить делу «Христовой победы» .

И когда группа молодых священников-миссионеров шла по Пскову в те августовские дни 1941 г. – это ведь тоже была миссия людям, которые «годами не видели так спокойно, с достоинством проходящих «служителей культа», «врагов народа». Вчерашние советские граждане, а ныне просто русские люди, внимательно вслушиваются в их слова, останавливают прямо на улице, просят благословения, расспрашивают, удивляются .

Служение на приходах требовало от священников нечеловеческих усилий. Причем каждому из них приходилось окормлять по два-три прихода, в 1942 г. на 221 храм Миссии приходилось 84 священнослужителя . Свидетельства того времени показывают переполненные храмы, когда порой не все верующие могли вместиться под церковными сводами небольших сельских, провинциальных церквей и «...все остальные сотни стояли во время богослужения у порога на паперти и вокруг, жадно прислушиваясь к каждому возгласу из алтаря» .

Ярко описаны условия пастырского служения в г. Острове в воспоминаниях о. Алексия Ионова. В воскресный день служба начиналась в 7 часов утра и заканчивалась для настоятеля едва ли не вечером – в 4 часа дня! Сразу же за одной литургией приобщались св. Тайн от 500 до 800 человек. Их же о. Алексей исповедовал – разумеется, на общей исповеди. «Крестили до 80 младенцев одновременно, совершали по 10 погребений. Венчали по три-пять пар, как правило, в одно и то же время» . Для освящения храма порой приходилось уезжать за 40–50 км. А весь край, порученный о. Алексию, располагался в радиусе 50–70 км. По отчетам другого миссионера, о. Владимира Толстоухова, служившего в округе, охватывающем города Новоржев, Опочка, Остров, село Михайловское, Пушкинские Горы и др., за период с августа по декабрь 1941 г. им было совершено свыше 2 тысяч «погребений с заочными проводами» . Последние цифры говорят нам еще и о высокой смертности населения этих районов в первый год войны.

Даже тенденциозное исследование З. Балевица подтверждает, что «миссионеры» трудились в поте лица своего: на месте завербовывали в Миссию новое поколение из тех, кто был мало-мальски сведущ в церковных делах...» . Конечно, без помощников священнику совсем одному было просто невозможно выполнить все обязанности и служения. На помощь приходили обычные люди, прихожане храмов, из которых немало было молодежи. О. Алексей Ионов вспоминает, например, что привлекал юношей 16–17 лет (недавних комсомольцев) для чтения записок-диптихов на проскомидии, которых было так много, что настоятель не справлялся . Кроме того, в Миссию вливались и некоторые местные священники . Местная газета «За Родину» пестрела объявлениями. приглашающими священников на работу . Однако все это не могло решить для Православной Миссии проблему острой нехватки миссионеров-священников, число которых за год действия Миссии выросло лишь до 84 человек.

Богословские курсы в Вильно

Тогда руководство Миссии принимает довольно смелое для непростого военного времени решение – собственными силами обеспечить священническими кадрами обширную церковную территорию, окормляемую митр. Сергием (Воскресенским). Осенью 1942 г. в газете «Православный христианин», печатном органе Псковской миссии, было опубликовано распоряжение Управления Миссии об открытии в Вильно (Литва) Православных богословских курсов «для подготовления кандидатов на священно-церковно-служительские места» . Возможно, такая формулировка подразумевала то, что выпускники курсов будут не просто священнослужителями, но пастырями-миссионерами и катехизаторами. Ведь именно в таких служителях нуждалась Миссия, исходя из задачи возрождения церковной жизни, пробуждения людей от духовного сна. В некотором смысле Богословские курсы можно назвать школой катехизаторов, ведь катехизация, о которой будет сказано ниже, была одним из насущных моментов пастырского служения.

На курсах предусматривалось двухгодичное обучение. Слушателями могли стать лица не моложе семнадцати лет. Причем окончившие средние учебные заведения принимались на обучение без испытаний, а окончившие не менее 6 классов церковных учебных заведений (или основную школу) – с испытаниями по общеобразовательным предметам. Всем желающим предлагалось прислать в Псков, в Управление Миссии, прошение о принятии на курсы, свидетельство о рождении и крещении, об образовании, а также «приложить отзыв духовного отца или благочинного, или приходской общины» .

В Псковском архиве существует дело, целиком составленное из прошений, поступивших в Православную Миссию Пскова. Из тех, кто желал поступить на пастырские курсы, было немало детей священников, церковных старост, регентов – они хотели продолжить дело отцов и дедов, служение Господу и ближнему. Среди подавших прошение были и высокообразованные люди, например преподаватель Ленинградского государственного университета, имеющий научное звание, – Селиванов Григорий Дмитриевич , и обычные крестьянские дети. Некоторым отказывали из-за возраста; так, одному из просителей было всего шестнадцать лет . А кому-то, как, например, Г.И. Радецкому, служившему переводчиком в Управлении Миссии, отказывали в связи с тем, что «ему еще не отыскан преемник...» . Утверждал списки принятых на курсы непосредственно митр. Сергий.

Занятия на курсах начались 20 декабря 1942 г. Отобранным абитуриентам канцелярия Миссии высылала вызов и удостоверение на немецком языке, освобождающее от работ и разрешающее проезд в Вильно.

К августу 1943 г. на курсах обучалось 38 человек. Ректором этой школы был профессор-протопресвитер Василий Виноградов . Благодаря письмам воспитанников курсов можно составить хотя бы неполную картину жизни семинаристов. Сама школа находилась в Вильно, в Свято-Духовском монастыре. Учебный день начинался с молитвы в храме и был плотно насыщен занятиями с самого утра. С трех до пяти – свободное время, а потом вновь на занятия. Ведь за короткий срок нужно было изучить семинарский курс. Вечер заканчивался вновь общей молитвой в храме .

Все воспитанники обеспечивались хлебными карточками и жильем. Семинаристы, не имеющие средств (таких было большинство), жили, питались и учились совершенно бесплатно .

Известно, что уже в 1943 г. несколько воспитанников Богословских курсов были рукоположены митр. Сергием во иереи . А в начале 1944 г. «благодаря прибытию священников из других мест России, а также благодаря многочисленным рукоположениям... число священников возросло до 175». Но чтобы «... вполне удовлетворить испытываемую в области Миссии острую нужду в священниках», это число нужно было увеличить в три раза . Хотя, конечно, те надежды и планы, которые руководство Православной Миссии имело по отношению к этой школе пастырей, не смогли реализоваться в полной мере, ведь полноценный выпуск должен был состояться накануне Рождества Христова 1945 г., Псковская же миссия просуществовала до весны 1944 г., едва ли не до последних дней, когда город Псков оказался фактически на линии фронта и был почти полностью разрушен.

Издательская деятельность Миссии

Одним из активных направлений практической деятельности Псковской миссии стала издательская работа. На печатные издания Миссии у населения был огромный спрос. Однако полностью обеспечить ими всех верующих, окормляемых «Православной Миссией в освобожденных областях России», было трудно. Несмотря на некоторую поддержку печатания миссионерских изданий со стороны отдела пропаганды, дело это требовало крупных затрат. Другая трудность была связана с транспортировкой уже готовой продукции, ведь типография «по причинам технического характера» находилась в Риге. Тут же помещалась и редакция печатного органа Миссии, – периодического журнала, предназначенного для областей, находящихся в ведении Православной Миссии . Ответственным редактором этого издания был И.П. Четвериков . Журнал имел довольно обычное название – «Православный христианин». Начало его издания было положено в августе 1942 г., спустя год после основания Псковской миссии.

В первый год было издано пять номеров журнала, по 30 тыс. экземпляров каждый номер. В 1943 г. число номеров выросло до 14, хотя тираж некоторых с 30 тыс. опустился до 20 тыс. экземпляров. Помимо «Православного христианина» печатались молитвенники (100 тыс. экз.) и накануне 1943 г. вышел Православный календарь на этот год (30 тыс.), имевший большую популярность .

К сожалению, сведений об издательской деятельности Миссии совсем немного, и потому невозможно установить, что еще было выпущено для нужд христианского просвещения. Несомненно, что миссионерское служение и евангелизацию невозможно представить без Св. писания. Именно его издание и обеспечение им верующих христиан должно было стать одной из главных забот Псковской миссии, как это было всегда во внешней миссии, обращенной к нехристианскому населению окраин России или действующей в других нехристианских странах.

Немалую роль в миссионерском делании, конечно, сыграл журнал «Православный христианин». Несмотря на то, что редакция находилась в Риге, зачастую сбор, подготовка материалов и нередко написание статей осуществлялось членами Миссии, в частности работниками Управления Миссии. Это совсем не случайно, так как журнал (как указывалось выше) по сути являлся печатным органом Православной Миссии. В нем Управление Миссии публиковало свои циркулярные распоряжения, обращения к православным христианам митр. Сергия (Воскресенского), известия, касающиеся жизни Православной Миссии, сведения о новых назначениях и рукоположениях во священники, праздничные послания Миссии своей пастве. На этой, так сказать, официальной части журнала издатели не останавливались, и его остальное содержание как раз и носило просветительский характер и было не менее важным. Материалы здесь были самые разнообразные: поучения святых отцов церкви, например, св. «О необходимости и силе покаяния» и др.; проповеди исповедников веры и святителей-современников XX в., таких как патриарх Тихон «Мысли о Церкви», архиеп. Рижский Иоанн (Поммер) «Жажда бессмертия», еп. Охридский Николай (Велимирович) из Сербии «Русскому ветерану, который оплакивает свою распятую Родину» (все трое ныне причислены разными церквами к лику святых – прим. ред.); cтатьи, подготовленные редакцией журнала и членами Миссии, например, о. Кириллом Зайцом «Роль женщины в борьбе за Церковь Христову». Другие материалы посвящались вероучительному аспекту: «Крест (Христов) Господень», «Слава Божией Матери в Ее св. иконах»; каритативному направлению: «Будь ближе к человеку». Делалась даже попытка разобраться, в чем причина тяжелых испытаний, обрушившихся на Россию, на Русскую церковь: «Русскому патриоту – верному сыну св. Православной церкви». Уделялось внимание подвигу исповедников веры, положивших душу свою за св. Церковь, за свою паству. В одном из номеров было опубликовано циркулярное распоряжение Миссии о восстановлении уничтоженных за годы гонений летописей приходов, о составлении списков погибших священнослужителей и о подробном описании приходской жизни в период гонений. Отсылаться должны были эти документы в Управление Миссии. Этот призыв Православной Миссии свидетельствует о том, что миссионеры понимали, насколько важна история РПЦ нового, советского периода, они видели в этом свой долг христианина – восстановить имена новомучеников за веру Христову. Это же говорит нам, как серьезно и ответственно относились к своему положению деятели Псковской миссии, независимо от того, сколь долгий срок отпустит им Господь для их служения на израненной русской земле. С подобным призывом собирать материалы «о мучениках за веру» времен революции, гражданской войны и массовых чисток диктатуры пролетариата обращался еще во время войны Богословский институт в Париже. Призыв был тогда «горячо воспринят архиеп. Латвийским Иоанном (Поммером), поручившим это дело благочинным…» .

Была в журнале и постоянная рубрика «Ученые люди и вера в Бога». Она посвящалась Амперу и Бисмарку, Песталоцци и Пушкину, Павлову и Лейбницу. Уделялось место и классикам русской литературы. Произведения А. Плещеева, А. Майкова, А. Ремизова, Ф. Достоевского можно было прочесть в «Православном христианине». В одном из номеров были опубликованы воспоминания о. Сергия Ефимова о начале его служения на псковской земле и о первых шагах Православной Миссии в Пскове в августе 1941 г.

Главное, что хотели донести издатели «Православного христианина» до своих читателей, это понимание закономерности трагических событий последних 20 лет. Народ православный в своем большинстве по сути отвернулся от Бога. Продолжая совершать обряды, соблюдая внешние стороны культа, на деле он все дальше уходил от «праведных и истинных путей Царя Святых» (). Только покаяние и оживление духовной жизни могло вернуть его в лоно Церкви.

По-видимому, в таком направлении проходила подготовка миссионеров-священников на Богословских курсах в Вильно. Ведь и обучение на курсах, и издание номеров «Православного христианина» проводились фактически одними и теми же людьми – членами «Православной Миссии в освобожденных областях России».

Миссия, катехизация, христианское просвещение

Особенно яркий талант проповедника, пастыря, миссионера проявил в Псковской миссии о. Георгий Бенигсен. Он руководил столом по развитию христианской культуры при Управлении Миссии и много сил отдавал работе с детьми и молодежью. Так, осенью 1942 г. по предложению Псковского отдела пропаганды о. Георгий взял на себя заведование отделом детских передач Псковского радиоузла. К подготовке и непосредственно выходу передач о. Георгий привлекал воспитанников Церковной школы (им, собственно, основанной), а также «лучшие художественные силы города» . Успех передач привел к тому, что заведующий Псковским радиоузлом предложил о. Георгию Бенигсену «выступать с еженедельными докладами на религиозные темы» . Названия некоторых дошли и до нас: первый доклад «Ученые о религии» был прочитан 30 сентября, а через неделю выступление миссионера было посвящено 550-летию со дня смерти прп. Сергия Радонежского – «Игумен всея Руси». Передачи транслировались в вечернее время, чтобы их могли слушать и те, кто «не имеет возможности или желания посещать храм» . Сам о. Георгий в своем докладе начальнику Миссии подчеркивает огромную важность того, что «церковное слово впервые в России зазвучало и по эфиру...» А с подключением к псковскому радиоузлу и более отдаленных районов (Остров, Порхов, Дно) возможности христианской Миссии на псковской земле возрастали во много крат. Молодой священник использовал все средства, в том числе и современные, все способы для того, чтобы нести людям Слово Божие...

Но и кроме радиопрограмм, о. Георгий много занимался христианским просвещением и делами милосердия.

Павел Жадан, приехав в Псков в 1942 г. для организации нелегальной работы НТС, отмечает, как активно действовали в тяжелейших условиях оккупации члены Православной Миссии по христианскому просвещению псковичей.

На территории Кремля, там, где располагалось Управление Миссии, в колокольне кафедрального собора, на втором этаже, над свечным заводом, находился один из миссионерских очагов – «...молодежь своими силами привела помещение в порядок для сборов младших и для литературного кружка старших. Там же с молодежью по группам велись беседы на религиозные темы». Основная задача литературного кружка – «воспитание в патриотическом национальном и православном духе...» В этом случае к катехизической работе с детьми присоединялась и их подготовка к жизни в «новой» России, а главное – к служению своей Родине. Потому неслучайно, как пишет П.В. Жадан, «...работа с младшими была фактически подпольной скаутской работой» , в организации которой не последнюю роль играл автор этих строк – активный член НТС. Лозунг этого союза гласил: «За Россию без немцев и без большевиков» . Именно с таким акцентом и велось воспитание детей в этих группах. Однако такая скаутская программа, принятая в России еще в 1909 г. и развитая в национальном духе в 1930-е годы в Югославии, упоминается лишь однажды в связи с занятиями на территории Кремля. В других случаях миссия и евангелизация очень тесно переплелись с каритативной деятельностью миссионеров-священников и христиан, содействующих служению Православной Миссии. Сами дела милосердия порой живее речей и выступлений и очень часто являются свидетельством дела Христова и исполнения Его заповеди о любви к ближнему. От того не всегда легко и верно разделять миссионерскую и каритативную, благотворительную деятельность. Ведь и одна и другая являются теми делами, без которых наша вера мертва, без которых невозможно зажечь огонь любви Христовой в сердцах людей.

Осенью 1942 г. настоятель храма св. вмч. Дмитрия Солунского в Пскове о. Георгий Бенигсен по благословению экзарха Сергия открывает при своем приходе приют для сирот на 15 человек. Для этого был отремонтирован церковный дом, где, собственно, и жили дети. О. Георгий обратился к пастве с призывом помочь в создании приюта. Силами прихода была собрана вся необходимая обстановка: кровати, мебель, постельное белье, столовая и кухонная посуда. Воспитанники приюта были обеспечены продуктами, которые приобретались на средства, пожертвованные прихожанами, а частично приносились и самими прихожанами. При этом настоятель отмечал чрезвычайную отзывчивость христиан: благодаря их усилиям во многом и стало возможно открытие приюта. В основном возраст воспитанников колебался от 8 до 15 лет. Некоторые из них здесь, под сенью Дмитриевского храма, стали членами христианской Церкви, были крещены о. Георгием . Кроме того, что в приюте детей готовили к таинству Крещения, наставляли в православной вере, велась, что особенно важно, подготовка подростков 13–15 лет к миссионерскому служению, к «религиозно-воспитательной работе среди детей и молодежи» . Этот момент подчеркивается мною неслучайно, ибо здесь я вижу черты нового в миссионерской работе православной церкви в России, черты того опыта, который приобрел о. Георгий в общении с деятелями РСХД в Латвии в 30-е годы. Действительно, миссионерам-подросткам и молодежи гораздо легче понять и найти контакт со своими сверстниками, нежели миссионеру-священнику, который нередко просто не обладает опытом общения и научения невзрослых христиан. И наконец, в такой подготовке я вижу зачатки катехумената в Псковской миссии. Одним из непременных условий катехумената является наличие школ катехизаторов и миссионеров. Прототипом такой школы и являлся приют подростков-сирот при Дмитриевской церкви, наряду с Богословскими курсами в Вильно, основной задачей которых было насыщение Псковской миссии священниками и миссионерами.

Кроме того, стараниями неутомимого миссионера здесь же, при храме св. вмч. Дмитрия, в октябре 1942 г. открылись церковный детский сад и церковная школа. В детский сад, как и положено, принимались дошкольники, а в школу приходили дети, окончившие четыре класса начальной школы, ибо Дмитриевская церковная школа заменила собой недействующую гимназию .

Помимо этой каритативной и катехизической деятельности, развернутой о. Георгием на базе вверенного ему прихода и при живейшей помощи прихожан, он приступает к преподаванию Закона Божия в Псковской художественной школе, которая в 1942 г. насчитывала 60 учащихся в возрасте от 17 до 22 лет. Сам миссионер сообщал об этом начальнику Миссии так: «...моя первая встреча с этой молодежью, против всех ожиданий, произвела на меня чрезвычайно отрадное впечатление. С этой молодежью работать можно, и работа может быть плодотворной и интересной» .

Несмотря на скудость документов, отражающих деятельность Миссии, плоды служения о. Георгия Бенигсена были видны. Именно воспитанники школы помогают своему наставнику в проведении христианских радиопередач для детей, и то поле деятельности, которое я попытался описать, свидетельствует о том, что о. Георгий опирался на помощь своих помощников, среди которых большинство, видимо, было еще совсем молодо. Известно, что церковная школа пользовалась большой популярностью, в 1943 г. в ней обучалось около 150 детей. Однако в конце этого же года школа была закрыта оккупационными властями, так как все дети старше 12 лет были сделаны работообязанными . Но труды этого пастыря были не напрасны: во время эвакуации Миссии из Пскова в феврале 1944 г. вместе с о. Георгием уезжают тринадцать его воспитанников , которые вслед за своим наставником выбрали путь апостольского служения.

Сохранились факты и о деятельности других членов Православной Миссии. При церкви прп. Варлаама Хутынского, также находящейся в Пскове, миссионер о. Константин Шаховской организовал школу, в которой обучалось 80 детей. В Пушкиногорском районе о. Владимир Толстоухов основал 17 подобных школ, а в Красногородском районе 15 начальных школ находились под окормлением служащего в тех местах миссионера-священника Федора Ягодкина. Он преподавал Закон Божий и основы церковного пения .

Я думаю, не оправданы были претензии советских историков, обвинявших Православную Миссию в том, что она подмяла под себя всю систему народного образования. По словам очевидцев, «русские школы в Пскове были и городские, и церковные, и программы у них, соответственно, были различные; никто к преподаванию Закона Божьего не принуждал» .

В то же время неоспоримо то, что Православная Миссия особенное место уделяла просветительной работе с детьми. Этому посвящена часть одного из распоряжений Управления Миссии, где настоятелям приходских храмов вменялось «обучать сверх всего детей своих прихожан в приходской школе Закону Божьему, правильному разумению церковных обрядов, чтению, письму и др. предметам, полезным в общежитии…» При этом настрого воспрещалось взимать плату за обучение или использовать обучаемых детей в своих работах .

О. Алексей Ионов в школах г. Острова и его пригороде проводил занятия по Закону Божию. А до этого он принял участие в учительской конференции, которая состоялась в 1942 г. накануне начала учебного года. Она имела главной целью – выработать новую программу преподавания в школах района. Именно о. Алексей сумел доказать необходимость христианского обучения в школе и добился того, что преподавание Закона Божия было принято во вновь выработанной школьной программе . Хотя дело осложнялось нехваткой законоучителей, о. Алексей не унывал, и в те села, куда он физически не мог добираться для занятий с детьми, отправлялись молодые советские педагоги, получив благословение батюшки и Евангелие в подарок. Не беда, что некоторые из них впервые открывали Слово Божие. «В условиях фронта, полного разорения, нищеты и голода такая «система преподавания», когда сам учитель вместе с детьми изучает Писание и старается жить им» , по признанию самого о. Алексея, показалась вполне возможной.

Островский благочинный много общался с детьми и вспоминает об этом в своих «Записках»: «Моими лучшими друзьями в России были дети. Работа в школе была самая благодарная» .

Но и помимо школьных стен рядом с о. Алексеем всегда были дети. Он отогревал их в своем скромном церковном доме, где они порой жили по несколько месяцев, спасаясь от голодной смерти, готовил к таинству Крещения и крестил, для многих становясь и крестным и почти родным отцом. После каждого крещения своих маленьких подопечных о. Алексей видел в их глазах такую благодарность, какой уже никогда не забыть, и ему хотелось повторить еще и еще раз: «какая радость быть священником!» Детей было великое множество, и они неотступно окружали батюшку, помогали в церковной службе, «в храме занимали всегда первые места, терпеливо выстаивая длинные наши, такие недетские богослужения» .

Приступив к возрождению церковной приходской жизни в г. Острове, о. Алексей Ионов очень быстро налаживает отношения и со своей многочисленной паствой – христианами старшего поколения, силами которых и восстанавливались поруганные храмы, и с теми молодыми людьми, которые о вере Христовой мало что знали, опыта церковной жизни не имели, а некоторые не были и крещены. Именно из них сложился Евангельский кружок, в котором миссионер проводил беседы – «евангелизацию» – дважды в неделю. Очень быстро число участников этого кружка достигло 40 человек. «Среди них были врачи, учительницы, портнихи и просто домашние хозяйки» . О. Алексей пишет: «Если бы я сделал хотя бы одно объявление о наших занятиях в кружке, то число членов умножилось бы намного больше» . И лишь одно останавливало в этом священника – огромное количество церковной работы на территории в радиусе 50–70 км. Слишком мало сил и времени оставалось для того, чтобы развернуть массовую евангелизацию, колоссальную потребность в которой невозможно было не заметить.

Дела милосердия. «Внутренняя миссия»

Подобно тому, как в г. Гдове священником Иоанном Легким было образовано добровольное «филантропическое» общество «Народная помощь», целью которого была поддержка нуждающихся , так и в г. Острове местный благочинный о. Алексей Ионов основывает «Русский Красный крест». Его деятельность была направлена на помощь военнопленным из Красной армии. В этом о. Алексею помогали и те, кто посещал «евангельский» кружок, и те, кто еще не мог не только называться церковными людьми, но и еще до конца не пришел к вере. Так говорил воспитанник ленинградского Педагогического института им. Герцена: «Хотя я не верю в Бога, но я от Него не отрекаюсь. Докажите мне как следует, и я уверую!...» То, что и такие люди, проявляя «самоотверженность, настойчивость и подлинное христианское милосердие», наравне с уважаемым ими православным священником творили дела милосердия, свидетельствует, что путь истины все-таки уже был выбран, несмотря на то, что сакраментально в церковное общество верных они еще не вошли.

«Русский Красный крест» взял на себя попечение об одном лагере для военнопленных. Добровольные помощники о. Алексея расклеивали воззвания о сборе продуктов для русских солдат, готовили обеды на 200 человек, которые привозились в лагерь дважды в неделю. После этого смертность в лагере заметно убавилась. Помощь оказывалась также и нуждающимся жителям города, оказавшимся без крова и средств к существованию .

Такая каритативная деятельность просвещаемых о. Алексеем и тех, кто только обретал веру Христову, напомнила мне подобный пример из времен христианской церкви первого тысячелетия. Тогда оглашаемые, т.е. те, кто готовился к таинству Крещения, обязательно участвовали в делах милосердия христианской общины, в которую они позже вливались, становясь, наряду с остальными братьями и сестрами, верными, или полными христианами. Особенной удачей о. Алексей Ионов считал специальное пасхальное богослужение, которое он совершил весной 1943 г. для русских пленных из подопечного лагеря. Служба проходила в храме с закрытыми дверями, у которых стояла вооруженная охрана. Все остальные верующие, кроме узников, должны были выйти, – такие требования предъявил начальник лагеря. И все же около трехсот человек по личному желанию наполнили островскую церковь. С большим волнением священник-миссионер совершал торжественную службу. Произнес проповедь , в которой «убеждал их не падать духом, помнить, что их матери молятся о них...» В конце литургии о. Алексей «оделяя каждого не одним традиционным, а четырьмя, пятью яичками – их принесли накануне верующие люди, – приветствовал всех...: » Христос воскресе!» И все как один отвечали: «Воистину воскресе!»

Этот яркий пример еще раз подтверждает мысль о том, что нередко трудно разграничить миссионерскую деятельность и дела милосердия, которые, впрочем, вместе составляют одно целое и неделимое дело Христовой любви, дело Христовой победы.

Помощь русским военнопленным была организована Православной Миссией по всей ее территории. Начальник Миссии прот. Кирилл Зайц обратился к православному русскому народу с воззванием помочь своим братьям, находящимся в плену. Был объявлен сбор добровольного пожертвования теплых вещей для военнопленных солдат, которые летом попали в плен и потому не имели зимней одежды .

Пожертвования принимались на приходах священниками, церковными старостами, деревенскими старшинами, а затем передавались Православной Миссии в Псков. В лагерь отправляли теплую одежду, обувь, белье, одеяла, которые в большом количестве собирались на территории Миссии.

Нельзя обойти вниманием миссионерское служение среди русского населения, высланного на принудительные работы в Латвию. Дело в том, что вторая половина войны для псковской оккупации характерна массовыми вывозами коренного населения в Прибалтику и Германию. Естественно, что пастыри не могли оставить своих пасомых в этих тяжелейших условиях чужбины и несвободы, и миссионеры расширяли поле деятельности, выезжая в Латвию.

Псковский архив почти ничего не говорит об этой стороне служения Псковской миссии, за исключением упоминания в письме девушки-псковитянки, вывезенной на принудительные работы, о том, как их общежитие в Риге посещали православные священники из Пскова . Гораздо больше материалов по этому вопросу хранится в латвийских архивах. Это и понятно, так как по инициативе и под непосредственным руководством архиеп. Латвийского Иоанна (Гарклава) была «учреждена... “Внутренняя миссия” для обслуживания военнопленных и русских, перемещенных в Латвию» . После эвакуации Православной Миссии из Пскова зимой-весной 1944 г. некоторые миссионеры включаются в работу «Внутренней миссии» на территории Латвии, продолжая нести апостольский подвиг до последних дней... Именно о. Кирилл Зайц становится начальником «Внутренней миссии» в Шауляе .

При епархиальном совете в Риге была создана специальная комиссия по делам «Внутренней миссии». В эту комиссию вошли протоиереи Сергий Ефимов (один из пионеров «Православной Миссии в освобожденных областях России»), Николай Смирнов и свящ. Николай Кравченко. Основная цель, которую видели организаторы «Внутренней миссии», – укрепление веры среди узников, «распространение церковной литературы, икон, нательных крестиков и т.п.» С согласия оккупационных властей устраивались специальные богослужения для военнопленных, для находящихся на принудительных работах и для беженцев. Подобные службы особенно широко практиковались в 1943–1944 гг., когда с приближением линии фронта из Пскова в Прибалтику перебирались десятки тысяч русских беженцев. Известны случаи, когда усилиями православных священников реально улучшались условия жизни, содержания, медицинского обслуживания в лагерях русских переселенцев и военнопленных. Особенно много на этом поприще было сделано уполномоченным по делам «Внутренней миссии» о. Владимиром Толстоуховым, выезжавшим из Риги в лагеря Курземе и Земгале, а также священниками Виктором Перминым и Яковом Начисом, окормлявшими лагерь близ Шкиротавы . Все они были членами Православной Миссии, которая в этот момент (1944 г.) уже не существовала, а вернее, продолжала действовать в Латвии в новых условиях.

Внутренние проблемы Миссии

Несмотря на неожиданный успех Миссии и на нечеловеческую по масштабам и напряжению деятельность миссионеров-священников, наивно предполагать, что служение Псковской миссии проходило без трудностей и внутренних проблем, а путь миссионеров был усеян розами. Конечно, нет. Ведь и в общинах, основанных апостолами, как и во всяком человеческом обществе, были несовершенства, слабость и грех. Если бы было по-другому, то не были бы написаны и апостольские послания.

Тем более непросто было православным пастырям нести благовестие на оккупированной русской земле. Начало их служения проходило в исключительно трудных условиях: голод, отсутствие нормального жилья, бытовая неустроенность. К этому прибавлялись и последствия атеистической пропаганды: пришлось столкнуться и «с полной утратой веры», и с теми, кто не решался «порвать с прошлым», кто оставался в стороне от возрождения Церкви, с подозрением и недоверием относился «к новым условиям» .

Да и те, кто уже находился под покровом Матери-Церкви, нуждались в научении, наставлении в вере Христовой, в освобождении от предрассудков, недоразумений и суеверий, которые, возможно, тянулись в церковь еще со времен императорской России. На это указывают соответствующие проповеди и статьи в журнале «Православный христианин», а также циркуляры Управления Миссии к благочинным и ко всем священнослужителям Псковской миссии. В частности, в одном из них священники наставляются, как наилучшим образом пасти «стадо», вверенное им Самим Господом. И первое место здесь уделено тому, что пастырь «наставление в вере и благочестии подтверждать будет примером собственной благочестивой жизни» . Чтобы учить других, нужно и самим настоятелям «прежде всего и паче всего прилежать... к обучению самого себя, упражняясь в чтении Слова Божия, писаний отеческих и сочинений светских и духовных писателей, полезных к наставлению, «еже в правде"” (). А кроме этого, указан еще целый ряд качеств, без которых невозможно миссионерское служение: «Трезвость, целомудрие, богобоязненность, кротость, терпение, недвоязычие, непритязательность, несребролюбие, нелицеприятие, ласковость и обходительность без лицемерия и притворства» . Особенный же акцент ставился на полном бескорыстии, священникам не допускалось взимать плату или вознаграждение за обучение детей в приходских школах, совершение таинств, молебнов, освящений и пр. Вышеприведенные требования могут показаться излишне щепетильными и не нуждающимися в таком настойчивом напоминании, так как речь здесь идет о, казалось бы, очевидных для христианского сознания вещах. Однако проблема дисциплины и несоответствия отдельных священнослужителей своему пастырскому, а тем более миссионерскому служению, была насущна для Православной Миссии. Об этом говорят и циркуляры Управления Миссии, и донесения благочинных о ситуации во вверенных им округах. Этому же, кстати, во многом посвящена и монография З. Балевица «Православное духовенство в Латвии 1920–1940 гг.» Несмотря на ее тенденциозность, работа эта написана по данным архива Латвийской республики. Автор приводит в ней документы, отражающие не просто халатное отношение служителей культа к своим обязанностям, но и более того – их зараженность пороками и просто антиэтическое поведение. Возможно, это наследие издержек церковной жизни России рубежа XIX-XX веков. Поскольку Латвия вплоть до конца 30-х годов существовала независимо от советской России и смерч «диктатуры пролетариата» обошел стороной и Прибалтику, и находящуюся там православную церковь, то и жизнь внутрицерковная развивалась в ней во многом по принципам, сложившимся в XIX в. Соответственно, и многие характерные церковные недуги, не без которых случилась катастрофа 1917 г., сохранялись в православной церкви Латвии. Потому неудивительно такое пристальное внимание и жесткая требовательность экзарха Сергия и Управления Миссии к духовно-нравственным качествам миссионеров-священников.

Среди последних были и такие, кто не выдерживал экстремальных условий жизни и служения на оккупированной территории и добровольно слагал с себя ответственность за принадлежность к Православной Миссии .

Были, впрочем, примеры и обратные, когда в приходах богослужения и требы совершались «самосвятами», т.е. «лицами, не имеющими архиерейского посвящения и, следовательно, права священнодействия». О таких случаях предписывалось сообщать благочинным или в Управление Миссии . Но и помимо такого рода самочиния или авантюризма среди членов Миссии можно было видеть упадок дисциплины, проявление «крайней небрежности... и бессознательного отношения» к совершению дела Божьего . От этого настойчиво предостерегал экзарх Сергий в своем циркулярном обращении к благочинным. О. Иоанн Легкий (один из благочинных) указывал на то, что порой «народ... стоит выше своих пастырей» . Это касалось отношения к богослужению, таинствам, требам и вообще к своей пастве. Одно из печальных явлений, о котором упоминает миссионер, – отсутствие должной подготовки священнослужителей к божественной Литургии: «Мне приходилось видеть, как священники на глазах мирян перед совершением литургии в неположенное время сидели за столом с яствами и питием, принимали пищу и напитки, а потом приступали к литургии» . О. Иоанн замечает, что подобное небрежение служителей церкви подменяет христианское пастырство грубым чиновничеством .

Бесспорно, что все эти болезни клира переносились и на прихожан. Например, известно, что на территории Православной Миссии была установлена особая норма дополнительной «выдачи продуктов питания и мануфактуры по случаю церковного бракосочетания, крещения детей и погребения умерших», которые заверялись специальной справкой от священника . В связи с этим отмечались случаи «кощунственного отношения к таинствам святой Матери-Церкви», когда ради материальных благ могли по несколько раз крестить одного и того же ребенка .

Оттого и было так важно учить народ «правильному разумению церковных обрядов». Специальным распоряжением Управления Миссии священникам напоминалось, что вступающих в брак (или взрослых, готовящихся к таинству Крещения) нужно «испытывать: знают ли они веры, молитву Господню и заповеди; при крещении же – малолетних и иноверных восприемников не допускать, в противном случае внушать, чтобы по крайней мере один из них был возрастной и православный» . В этом напоминании видна забота Миссии о сознательном и серьезном отношении христиан к святым таинствам. Это была попытка Православной Миссии подчеркнуть приоритеты духовной жизни и исправить некоторые ее негативные явления, накопленные в Русской церкви за последние столетия.

Отношения Миссии с разными слоями населения и внешние трудности

В начале работы упоминалось о том, как со слезами на глазах, с радостью, благодарностью и любовью принимали миссионеров-священников летом 1941 г. верующие псковичи. Именно усилиями и трудами простых людей ремонтировались храмы, собирались вещи для детских приютов и школ, продукты и теплая одежда для военнопленных. Нередко на помощь миссионерам приходили люди не только не церковные, но порой и неверующие – те, кто только начинал свой путь к Богу. Советские инженеры и врачи, учителя и служащие трудились бок о бок с верными христианами и их пастырями. Они также восстанавливали храмы, участвовали в организации приютов для сирот, в делах милосердия (помощь нуждающимся и военнопленным). Подвиг и горение деятелей Православной Миссии не оставил равнодушными тех, кого принято называть советской интеллигенцией. Через свое участие в делах Миссии эти люди открывали для себя новое бытие, наполненное любовью к ближнему и любовью к Творцу. Для многих это был своеобразный предогласительный период, за которым следовало их воцерковление. «С этими «кандидатами в партию» у меня сложились самые лучшие отношения, и... они мне очень помогали...» – так об этом вспоминал о. Алексей Ионов . Было бы нечестно умолчать о тех, кто оставался в стороне от религиозного подъема, кто не мог так скоро избавиться от груза советской идеологии. Но даже со стороны этих граждан отношение к миссионерам было «или самое доброжелательное, или самое корректное» и никто из «подсоветских людей» не позволил себе сказать по их адресу нечто оскорбительное .

Гораздо сложнее складывались отношения Православной Миссии с завоевателями русской земли. Однако при всей сложности хочется отметить, что со стороны православных священнослужителей Псковской миссии «...никакого восхваления Гитлера... не было, и к СД имела лишь то отношение, что была у него под наблюдением» . То, о чем свидетельствуют очевидцы, никак не вяжется с устоявшимся в исторической науке советского периода взглядом на Православную Миссию как на пособницу немецких спецслужб.

Как очень верно отмечает о. Алексей Ионов, если бы Миссия получила от немецких властей какие-то специальные инструкции и тем более их выполняла, то «вряд ли наша Миссия состоялась» бы и имела такой успех. Наивно думать, что православный русский человек не почувствовал бы фальши и неискренности, исходящей от пастырей, и не оставил бы их после этого в пустых стенах церквей. Конечно, немецкое командование имело относительно православной церкви далеко идущие планы (об этом подробнее писала О.Ю. Васильева в статье «Жребий митрополита Сергия Воскресенского»), и в том числе благодаря этому экзарху Сергию было позволено начать миссионерскую работу на территории, контролируемой немецкими войсками. Действительно, поначалу некоторая помощь со стороны нового «кесаря» псковским миссионерам оказывалась: им были выданы специальные удостоверения и хлебные карточки, в храмы из музеев возвращались богослужебные книги, иконы, церковная утварь, для приютов городскими властями выделялись топливо, овощи, хлебные карточки. Однако постепенно это подчеркнуто лояльное отношение оккупационных властей начинает меняться. По-видимому, немцы были напуганы невиданным размахом миссионерской работы и главное – ее плодами: сплочением русских людей под покровом Церкви, их твердостью, мужеством и верой. На это «новые хозяева» жизни никак не рассчитывали, ведь «Миссия не стала орудием контроля над русскими людьми, но, напротив, возвращая их к Церкви, укрепляла и поддерживала в условиях оккупации» . Экзарх Сергий и вообще деятели Миссии, начиная работу в Пскове, по отношению к немцам руководствовались принципом «из двух зол выбирай меньшее». А что немцы – это зло, никто из членов Миссии не сомневался. Максимально используя предоставленную возможность для проповеди Евангелия, для возвращения людей в Церковь, никто из миссионеров не питал «никаких симпатий к завоевателям «жизненного пространства» нашей Родины» . Это утверждение отнюдь не голословно. В пропагандистских целях немецкое командование устроило торжественную передачу Псковскому кафедральному собору Тихвинской иконы Божией Матери, привезенной оккупантами из Новгорода. На соборной площади при стечении всех православных города Пскова, в присутствии представителей немецкой комендатуры происходило это торжество. Оно началось словом о. Георгия Бенигсена. С дерзновением, присущим молодости, он говорил о подвиге св. Александра Невского, освободившего Псков и Новгород от иноземного нашествия, в том числе и от немецких рыцарей из Тевтонского ордена.

Уже не раз упоминавшемуся о. Алексею Ионову приходилось выдворять из храма немецких солдат, часто приходивших во время богослужения в головных уборах, отстаивать в штабе дивизии право совершать богослужения по юлианскому календарю, вопреки директиве из штаба Розенберга, предписывающей церкви на оккупированных территориях перейти на новый стиль, принятый в «Великой Германии» .

Во время отпевания заживо сожженной русской семьи о. Алексей обратился к рыдающим людям, собравшимся вокруг своего пастыря в горькую минуту. Он обличал страшные преступления, которые становились нормой в так называемой «Новой Европе». «Если мы будем молчать об этих преступлениях, камни будут вопиять к небу!» – «С такой Европой нам не по пути!» – так закончил о. Алексей свою проповедь «среди слез и рыданий, наполнивших храм» . Эти скудные примеры показывают, что миссионеры до конца и в любых ситуациях были со своим измученным, многострадальным народом, не «курили фимиам, захлебываясь от восторга», добиваясь снисхождения и лояльности у немецких властей .

Чем успешнее развивалась деятельность Миссии и чем хуже складывалось положение немецкой армии на фронтах, тем напряженнее становились отношения экзарха Сергия и Псковской миссии с немецкими оккупантами. Немцы усилили слежку за миссионерами, не брезгуя мелкими провокационными актами . В последние месяцы существования Псковской миссии ее положение еще более ухудшилось. Так, в Никандровой пустыни (под Псковом) немцами был убит ее настоятель – иеромонах Андрей Тишко, направленный в монастырь через Миссию . К этому времени относятся акты осквернения и разрушения храмов немецкими оккупантами. Да и убийство экзарха Сергия в апреле 1944 г., по единодушному мнению исследователей, было подготовлено и осуществлено агентами гестапо . Тем самым немецкие спецслужбы невольно подтвердили провал своих планов сотрудничества с Православной Миссией. Физическое устранение «несговорчивого» митрополита ставит точку в неудачных попытках немецких властей «приручить» Православную церковь.

Все же, несмотря на эти внешние трудности служения и жизни членов Миссии, препятствий для миссионерской работы, катехизации, евангелизации со стороны новых властей не было. Наверное поэтому по сравнению с советской властью захватчики были злом «меньшим». В отношениях Миссии с немецкими властями есть удивительные примеры, может быть, несколько противоречащие тому, о чем говорилось выше. Речь идет о благодарностях, которые приходили экзарху Сергию и в Управление Миссии от властей из разных уголков территории, окормляемой Православной Миссией. В этих посланиях отмечались самоотверженные труды миссионеров по восстановлению церковных дел. Почетом и уважением «не только среди верующих, но и у германского командования» пользовались о. Иоанн Легкий в Гдове, островской благочинный о. Алексей Ионов, настоятель Петропавловской церкви о. Алексей Азиатский . Как же такое могло произойти? Это можно объяснить, если вспомнить, что Слово Божие доступно для всех, оно предназначено для каждого (даже если этот человек нам неприятен или наш враг), и Господь может призвать любого человека, открыв ему Свою , т.е. Самого Себя. Думаю, этого никогда нельзя забывать.

Факт таких засвидетельствованных благодарностей говорит о пламенном горении духа подвижников Православной Миссии, которое не могло оставить равнодушными даже людей, далеких от православия, от русской культуры, от бед нищего и голодного народа. Настоящая христианская миссия – Миссия Священная. Она обращена ко всему творению, когда для ее служителей уже нет барьеров социальных, национальных, политических, когда действуют не человеческие законы мира сего, но благодать Божия.

При этом нужно отметить один из недостатков в исторических исследованиях, когда за общей и удобной терминологией теряется человеческая личность и многое сводится к обобщениям. Я уже указывал на неоднородность священников Православной Миссии, на их порой разное отношение к служению, к пастве. Подобным образом нужно подходить и к представителям оккупационных властей, солдатам и офицерам. Каждый из них уникален (как и любой человек), имеет свои достоинства и недостатки, свою меру образованности, культуры, этического сознания, наконец, душевных качеств. В воспоминаниях о. Алексея Ионова говорится и о зверских преступлениях немцев, и о тех, кто сочувственно относился к миссионерам, уважая религиозные чувства русского народа, и если не оказывал явной помощи, то и не препятствовал церковному возрождению и не усугублял и без того тяжелое положение мирного населения.

В мемуарах о. Алексея Ионова есть упоминание и о своеобразных экуменических контактах миссионеров с немецкими пасторами, прибывшими в Псков в 1941 г. вместе с армейскими подразделениями Вермахта. Встречи эти носили случайный характер. Пастор с Эльбы, облаченный в военную форму, зашел в Управление Миссии, чтобы познакомиться с псковскими миссионерами. Оказалось, что он давно интересовался . После долгой беседы на религиозные темы «он упросил спеть ему несколько православных песнопений», а в ответ пропел «ряд старинных хоралов». Другого пастора миссионеры встретили «в Свято-Троицком соборе, с изумлением наблюдавшего общую исповедь двухсот-трехсот человек» .

Реакция на деятельность Православной Миссии со стороны партизан также не была однозначной. Известен случай, когда миссионер был убит партизанами по дороге из района в Псков . Из переписки Православной Миссии со священнослужителями можно получить информацию о том, как в деревнях, селах складывались отношения миссионеров с партизанами. В одном из писем священник обращается к начальнику Миссии с просьбой перевести его на другое место, беспокоясь за свою жизнь в связи с притеснениями и угрозами в свой адрес со стороны местной партизанской группы .

«Безоружные, беззащитные, оградясь только силою Животворящего Креста», православные миссионеры ехали на служение в дальние глухие районы, понимая, что встреча с партизанами хорошего не обещает. «Им не втолкуешь, что мы проповедуем Христа Распятого. Мы на этой стороне – значит, враги. Людей, исколотых штыками партизан, мы хоронили неоднократно.» Так описывает о. Алексей Ионов восприятие Миссии партизанскими отрядами в окормляемом им округе... Однако как в отношениях с немцами, так и здесь не было однозначности. Об этом писал начальник Миссии прот. Кирилл Зайц: «По словам одних, партизаны считают священников врагами народа, с которыми стремятся расправиться. По словам других, партизаны стараются подчеркнуть терпимое и даже благожелательное отношение к Церкви и, в частности, к священникам». Так, из доклада о. Владимира Толстоухова стало известно, что командир одного из партизанских отрядов «побуждал крестьян к усердному посещению церкви, говоря, что в советской России церкви дана теперь полная свобода...» Нередко партизаны «строго следили, чтобы в проповедях священнослужителей не было каких-либо выступлений против советской власти», ведь именно ее представителями осознавали себя члены партизанского подполья на оккупированной территории .

Положительные примеры таких отношений и даже покровительство некоторыми подпольными группами священников и их приходов было возможно еще и благодаря талантливости проповедников-миссионеров, их самоотверженному труду и, наконец, их близости, заботе и любви к местному населению. Настоятели приходов нередко пользовались большим авторитетом и доверием своей паствы, в большинстве состоящей из женщин, стариков и детей. Это доверие и уважение к пастырям, возможно, передавалось их отцам, братьям, мужьям, тем, кто участвовал в местном движении сопротивления. О контактах же партизанского подполья и мирного населения сегодня хорошо известно. Этим объясняется хорошая осведомленность партизан о том, что происходило в оккупированных городах, селах, деревнях, в том числе и в области церковной жизни. Случаи лояльного отношения партизанских отрядов к православной церкви на оккупированной территории являются не только отражением перемен в политике советского государства по отношению к РПЦ с 1941 г., но и плодами апостольского подвига Псковской миссии. Ведь слово Божие произносится для всех, и отклик на него может родиться в любом сердце. Вот поэтому уважение и доверие, которое справедливо заслужили члены Православной Миссии, неся в мир благовестие Христово, могли возникнуть и среди немецких воинов, и среди вчерашних советских материалистов, и в партизанских формированиях, и среди детей и молодежи. Это еще одно подтверждение несомненного успеха, которого достигла Православная Миссия в 1941–1944 гг. С другой стороны, слежка, постоянный контроль и каждодневные опасности, подстерегавшие миссионеров как со стороны немецких оккупантов, так и со стороны партизанского подполья, свидетельствуют о «неотмирности» этого православного миссионерского движения. Во все времена истинных пророков и апостолов мир преследовал, и одни из них были убиты, а другие изгнаны (). Это подчеркивает истинно церковный характер Псковской миссии. Она – предвестник грядущего Царства Небесного. С наступлением Его Господь «упразднит всякое начальство и всякую власть и силу» (), и поэтому в служении Слову Христову безрассудно опираться на эту «трость надломленную, которая, если кто опрется на нее, войдет ему в руку и проколет ее» ().

Именно так относились православные миссионеры к власти кесаря, независимо от того, в какие цвета она была окрашена (в красный или коричневый). В подтверждение этого звучат слова о. Георгия Бенигсена: «Мы уже давно видели надвигавшийся крах Германии, но это нас не касалось. Мы отовсюду уходили последними, делая до конца свое дело с неослабевающей упорностью, зная, что наше дело – дело Христовой победы» .

Отношения с Московской патриархией

Один из важных, но менее проясненных вопросов в истории «Православной Миссии в освобожденных областях России», – это отношение к ее деятельности со стороны Московской патриархии. В начале работы отмечалось, что организатор Псковской миссии экзарх Сергий до конца своей жизни не выходил из канонического подчинения патриаршему местоблюстителю митр. Сергию. И это явилось своего рода условием для успешного служения Миссии. Однако о реакции православной Москвы на возрождение церковной жизни в оккупированных районах северо-запада России известно очень мало. Так, в сентябре 1942 г. глава РПЦ митр. Сергий (Страгородский) обратился к архиереям северо-западных территорий СССР, оказавшимся в оккупации, с требованием «немедленно принять все меры к исправлению допущенного ими уклонения от линии поведения, обязательной для архиереев, состоящих в юрисдикции Московской Патриархии» . Очень трудно комментировать этот документ. Что подразумевали в Патриархии под «уклонением»? Понятно, что в тяжелых условиях военного времени, когда все связи Москвы с епархиями, оказавшимися по ту сторону фронта, были утрачены, вполне вероятна весьма слабая осведомленность, а возможно даже и искаженность фактов о жизни Православной Миссии, поступавших к патриаршему местоблюстителю. Я могу лишь предположить, что именно могло повлиять на негативное восприятие Московской патриархией деятельности митр. Сергия (Воскресенского). Возможно, таким раздражающим фактором явился нескрываемый антикоммунизм экзарха Прибалтики и некоторых членов Миссии, – на это ссылались исследователи . Эти нотки можно услышать в обращениях Управления Миссии и самого митрополита. Он подчеркивал, что «прежде всего надо преодолевать «большевизм» в сердцах людей» . Руководство Псковской миссии отмечало как насущную задачу уничтожение плодов и корней коммунизма. А знаменитое послание патриаршего местоблюстителя русскому народу от 22 июня 1941 г. по мнению митр. Сергия (Воскресенского) либо им не подписывалось, либо он подписал его «под страшными угрозами, желая спасти вверенное ему духовенство от полного истребления» . Но все же владыка настоятельно рекомендовал «читать это послание в приходах вдумчиво и внимательно...» Кроме того, экзарх подчеркивал, что церковь не должна становиться орудием политической и классовой борьбы, а вера христианская не может ставиться в зависимость от того или иного режима . Значит, этот антикоммунизм у православных миссионеров не был их политической или партийной ориентацией, но заботой о пробуждении душ русского народа, во многом отравленных большевистской пропагандой.

Православная Миссия, в связи с отсутствием коммуникаций с центром, никакой помощи, да и просто поддержки от Московской патриархии не получала, тогда как православные церкви в Прибалтике и Польше оказывали помощь псковским миссионерам. Из Польши присылали книги, из Риги приходили продукты, учебники, богослужебные книги, церковные облачения .

* * *

Подводя итоги, нельзя опустить вопрос определения типа Православной Миссии. Известно, что христианская миссия бывает двух типов – внутренняя и внешняя. Внутренняя миссия действует внутри формальных, официальных границ церкви. Она обращена к тем, кто является членом церкви по факту крещения, но без серьезного научения в вере, без глубокой евангелизации, оставаясь так называемым «младенцами во Христе» . Это особенно актуально в современной церковной ситуации в России.

Внешняя миссия – это всякая миссия, обращенная к находящимся вне границ Православной церкви, ко всем неправославным, начиная с атеиста и язычника и кончая раскольником и христианином другой конфессии, независимо от того, ведется ли эта миссия внутри или за границей православного государства. Правда, сам термин «православное государство» для постконстантиновского периода истории христианской церкви уже не актуален, и поэтому территориальное толкование типов миссии сегодня неоправданно. Хорошей иллюстрацией этому служит история Псковской миссии. Первые миссионеры, прибывшие в Псков в августе 1941 г., оказались в ситуации, чем-то напоминающей положение посланников Православной церкви, просвещавших инородцев на окраинах Российской империи. Советскую Россию христианским государством никак не назовешь, ведь к началу войны на псковской земле не звучала церковная молитва, не слышны были слова христианской проповеди , открытое исповедание веры, как правило, влекло гонения, аресты, мученичество. Понятно, что эти условия характерны для внешней миссии.

Однако не стоит совершенно забывать и о том, что именно псковские жители в числе первых на русской земле услышали слова Благовестия Христова. До октябрьского переворота 1917 г. Псков, наряду с Новгородом, являлся жемчужиной православия: множество древних храмов и богатых монастырей, традиционные всенародные празднования, торжественные многодневные крестные ходы, пышные архиерейские службы, обилие обрядов, обычаев православной жизни. Весь этот блеск сокровищ, накопленных православной традицией за почти тысячелетнюю историю христианства на Руси, еще очень хорошо помнили теперь уже советские люди старшего поколения. Помнили, а некоторые и надеялись, что вновь засверкает позолота куполов, запоют колокола, а в храме прозвучит возглас священника. Они продолжали оставаться членами Церкви во все годы большевистского лихолетья. Именно они слезами радости и благодарности встречали членов Миссии. Силами этих христиан возрождались храмы, оживали приходы, они же порой помогали своим пастырям в миссионерском служении и каритативной деятельности. Поэтому христианская миссия времен оккупации во Пскове носила и внутренний характер, так как была обращена к верным христианам, еще сохранившимся в условиях атеистического государства. Но и среди тех, кто чаял возрождения православной церкви и сразу же влился в труды по ее восстановлению, были разные люди. Не секрет, что проблема христианского просвещения была насущна для русского православия во все времена. Еще острее вопрос евангелизации встал в годы действия «Православной Миссии в освобожденных областях России» с центром во Пскове. Евангелизация как раз и является составной частью внутренней миссии . Итак, псковская миссия была одновременно и внутренней, и внешней.

Митр. Сергий (Воскресенский), экзарх Прибалтики, явился организатором Миссии. Он понимал, что, несмотря на церковную разруху, в этом крае корни духовной жизни сохранились и при благоприятных условиях дадут молодые побеги. Поэтому главной целью перед миссионерами вставало возрождение некогда угасшей церковной жизни.

Конечно, церковная жизнь невозможна без восстановленных храмов, без святых икон, свечей, разнообразной храмовой утвари, облачений (изготовлением этих предметов христианского культа и их распространением занимался хозяйственный отдел при Управлении Миссии), однако в истинном возрождении духовной жизни главное место занимает проповедь слов божественной Истины, особенно для тех, кто с ними еще не встречался. Отсюда особенный акцент был поставлен на миссионерской работе с молодежью и детьми. Эти юные члены Церкви должны были стать ядром духовной жизни в новых условиях. Из них готовились миссионеры для христианской работы в молодежной среде. Кроме этого, для полного обеспечения Православной Миссии кадрами священников-миссионеров в г. Вильно были открыты Богословские курсы. Специальная подготовка священников для Миссии и воспитание кадров для миссионерского служения из среды подростков и молодежи являются первыми ростками того, что при дальнейшем развитии Миссии логически должно было стать настоящим христианским катехуменатом. Кроме этого, новая черта Православной Миссии заключалась в широком использовании современных средств в деле проповеди. Впервые в России для этого используется радио, именно священником Псковской миссии.

Помимо этого велась громадная работа, требующая нечеловеческих усилий: «Мы делали все, что могли. Открыли сотни приходов, окрестили десятки тысяч некрещеных детей, подростков и взрослых. Открывали церковные приюты, детские сады и приходские школы. Вели огромных размеров катехизацию, несли проповедь Евангелия в каждый доступный нам уголок... организуя церковные союзы, содружества, сестричества и братства» .

Можно вспомнить лишь один пример, описанный о. Алексеем Ионовым, когда за совершаемой им литургией несколько сот человек приобщалось святых Христовых Тайн . Сегодня, когда Православная церковь в Пскове находится в несравненно лучшем положении, чем во время немецкой оккупации, подобное нельзя увидеть ни в одном из псковских храмов. Необычайный духовный подъем, вызванный деятельностью Псковской миссии в 1941–1944 гг., отметил даже советский историк З. Балевиц, хотя и объяснял это тем, что «церковники» ловко использовали крайне тяжелое положение народа, увлекая его в свои сети. Бесспорно, что тяготы военного времени не могли не отразиться на состоянии русского человека, и не в последнюю очередь – на его состоянии внутреннем, духовном. Я думаю, что предыдущие годы советской власти, наполненные разрухой, голодом, террором, не избаловали советских граждан сытой, устроенной жизнью. Возможно, благодаря этому в сердцах людей, вопреки разгулу атеизма, еще сохранились упование и вера Господу. Это отмечали и труженики Миссии. В этом есть некоторая закономерность: нередко мирная, обеспеченная жизнь убаюкивает душу человека, угашает в нем горение Духа, делает творение забывчивым и неблагодарным к своему Творцу. Только «тесные врата» ведут в Небесное Отечество, и лишь потрясения личного характера или масштаба государственного, общественного могут вывести из духовной спячки народ Божий. В подтверждение этому можно привести целую книгу Ветхого завета – книгу Судей, которая во многом построена на этой закономерности. Тогда, пожалуй, духовный подъем в Пскове в годы войны вряд ли вызван коварной хитростью православного духовенства, но скорее тем, что душа человеческая все же “по природе христианка” и рано или поздно, при определенных условиях, это себя и проявляет.

Не случайно то, что тон в Псковской миссии задавали миссионеры, окончившие Свято-Сергиевский православный богословский институт в Париже, и те, кто активно общался в довоенные годы с деятелями Русского христианского студенческого движения в Прибалтике и через это обогащался новым опытом. Центр Движения также находился в Париже, который являлся центром русской православной диаспоры. Это был небольшой осколок Русской православной церкви, оказавшейся в уникальных условиях – «на свободе от гонений и от государственных подачек», давления со стороны «кесаря», которое церковь переживала на протяжении всей истории христианства. Русская эмигрантская церковь во Франции видела своей целью не только сохранение тех духовных ценностей, которые уничтожались в советской России, но и обретение новых ценностей – «духовной свободы, обращенности к миру, к духовным вопросам, его раздирающим, к культуре, науке, искусству, новому быту» .

В похожей ситуации действует и Псковская миссия, хотя здесь условия были более трудные, чем во Франции в 20–30 гг. Каждый шаг миссионеров находился под пристальным вниманием германских спецслужб. Однако препятствий в деле проповеди и катехизации не было, и поэтому Православная Миссия могла использовать и тот опыт, который уже приобрела Русская церковь в эмиграции. Несмотря на внешние трудности, материальную стесненность, порой ограниченность физической свободы, наиболее активные деятели Миссии являлись настоящими носителями духа свободы. Этот дух Христос дает Своим ученикам, исполняющим Его заповеди (от апостола Павла до христиан двадцатого века), в том числе и главную из них – о проповеди Благовестия в мире. Благодаря духу свободы и стал возможен подъем церковной жизни и успех православной миссии на северо-западе России времен оккупации. Возможно, именно этой свободы так не хватало Русской православной церкви синодального периода, когда «Христова истина подменяется бесчисленными правилами, канонами, традициями, внешними обрядами. За счет внешнего роста и внешней пышности умаляется внутренняя жизнь и подвиг» .

Успех Псковской миссии стал возможен именно благодаря напряженной внутренней жизни и подвигу апостольского служения священников-миссионеров. Некоторые из членов Православной Миссии и после выезда за границу продолжали служение Слова, всем сердцем оставаясь с Родиной, с русским народом. Например, о. Георгий Бенигсен в течение нескольких лет выступал на радио «Свобода» с проповедями для жителей России. А прот. Кирилл Зайц, находясь в сталинском лагере, в далекой Карагандинской области, не оставлял попечения о своих духовных детях, оставшихся в Пскове, поддерживая и наставляя их в своих письмах. Опыт Псковской миссии, духовная закалка, полученная в тяжелых военных условиях, послужили мощным импульсом всех последующих лет жизни миссионеров. Те, кто остался в Прибалтике, были арестованы, осуждены и сосланы в лагеря. «Это мученики Миссии. Своим подвигом они свидетельствуют всему миру, что Миссия творила подлинно церковное дело» , за которое одни «...погибали от пуль большевистских агентов, других арестовывало гитлеровское гестапо» .

Надеюсь, что придет время, когда имена деятелей Псковской миссии будут известны всей Православной церкви, а не отдельным лишь церковным историкам. Церковное признание их апостольского подвига (а отсюда – и наша молитвенная память о них), изучение их опыта христианского просвещения в России как раз сегодня может быть особенно важно и необходимо для учеников Христовых, призванных к проповеди Евангелия.