"Никто моим словам не внемлет...я один" «НИКТО МОИМ СЛОВАМ НЕ ВНЕМЛЕТ...Я ОДИН» , стих. Л. (предположительно 1835-36). Выражая постоянные для лермонт. лирики размышления о бесплодности, бесцельности прожитой жизни, стих. выделяется особой сосредоточенно-спокойной тональностью и стилистич. конкретностью, свойственной мн. стихам позднего Л.: «День гаснет...красными рисуясь полосами», «...и камин / Трещит передо мной». Мечты, к-рыми полон лирич. герой, - «напрасные» и «безумные» в ранних стихах - здесь, как и одиночество, оценочно не определяются; мрачное, исполненное «страданий и мук» прошлое в этом стих. замещается «однообразием» проходящих перед взором поэта дней, поиски смысла и цели к-рых разительно сужаются: «И тщетно я ищу смущенными очами / Меж них хоть день один, отмеченный судьбой!» (ср. «я каждый день бессмертным сделать бы желал» - «1831-го июня 11 дня») (см. Цель жизни в ст. Этический идеал). Смещение акцента во взгляде на свое прошлое свидетельствует о пересмотре Л. важных жизненных измерений, испытанных реальностью прожитого опыта. Рассматривая стих. в контексте всей лирики Л., можно утверждать, что оно не указывает на вдруг открывшуюся поэту бесплодность существования: неосуществимость великого свершения при жажде его Л. изначально предчувствовал. Но эта всегда близкая и страшившая поэта возможность в данном стих. обрела значение свершившегося и достаточно тривиального факта, чем и вызвано «смущение» героя. По настроению и теме стих. связано со стих. «Мое грядущее в тумане», записанном на том же листке. Стих. положили на музыку С. В. Аксюк, А. С. Леман. Автограф - ЦГАЛИ, ф. 276, оп. 1, № 53. Впервые - ЛН, т. 19-21, с. 505. Дата не установлена. По мнению Н. Пахомова, Г. Лапкиной, стих. написано не позднее 1837. Листок с автографом, полученный от С. А. Раевского, сохранился в архиве Е. А. Карлгоф-Драшусовой.

Лит.: Пахомов (1); Лапкина Г. А., в кн.: ЛАБ, т. 2, с. 368; Пейсахович (1), с. 476.

Л. М. Щемелева Лермонтовская энциклопедия / АН СССР. Ин-т рус. лит. (Пушкин. Дом); Науч.-ред. совет изд-ва "Сов. Энцикл."; Гл. ред. Мануйлов В. А., Редкол.: Андроников И. Л., Базанов В. Г., Бушмин А. С., Вацуро В. Э., Жданов В. В., Храпченко М. Б. - М.: Сов. Энцикл. , 1981

Михаил Лермонтов: пророк в своём Отечестве

М.Ю. Лермонтов, пожалуй, самый мистический писатель в русской литературе. Д.С. Мережковский назвал его «ночным светилом русской поэзии» (А.С. Пушкин конечно же - дневное!) и, думается, не только потому, что поэт родился в ночь со второго на третье октября 1814 года по «старому стилю».

Он был похож на вечер ясный,

Ни день, ни ночь, ни мрак, ни свет.

Будто о себе скажет поэт. А это – не привязка ко времени, а к безвременью. Вся его поэзия пронизана вечностью:

И я счёт своих лет потерял

И крылья забвенья ловлю.

Как я сердце унесть бы им дал,

Как бы вечность им бросил мою!

Пятнадцатилетний поэт «потерял» счёт своих лет, и говорит о своей вечности ! Кто может говорить о своей вечности ? Только тот, «кто близ небес и не сражён земным», и кто «узами земными … не связан и вечностью и знанием наказан»…

Поэзия – это не только зеркало души, как принято считать, это – духовное восприятие мира и его поэтическое отражение. Кто из нас помнит, что было с нами до нашего рождения? Провокационным кажется вопрос, а вот Лермонтов на него ответил:

По небу полуночи ангел летел

И тихую песню он пел;

И месяц, и звёзды, и тучи толпой

Внимали той песне святой…

Он душу младую в объятиях нёс

Для мира печали и слёз,

И звук его песни в душе молодой

Остался – без слов, но живой.

И долго на свете томилась она,

Желанием чудным полна…

Продолжительность человеческой жизни – не в прожитых годах, а в их ощущении. Старики чувствуют себя молодыми, а молодой Лермонтов – стариком.

Он помнит ангельскую песню, услышанную до своего рождения и томится временным земным бытием, наказанный вечностью и знанием того, что было, причем задолго до его рождения, есть и будет...

Прочитайте внимательно его «Песню про царя Ивана Васильевича, молодого опричника и удалого купца Калашникова» и вы не найдёте в ней ни одной исторической ошибки! Более того, столкнётесь с таким тонким знанием эпохи и быта XVI века, что только диву дадитесь!

Царь пирует, на первом месте, «во славу Божию», а уж потом – «в удовольствие своё и веселие». Допустим, об этом можно догадаться. А вот откуда Лермонтов знал, что на Руси в XVI в. не было винокурения, и сладкие креплёные вина были только заморские? А почему удалой боец Кирибеевич не назван по имени? Чтобы его ангела-хранителя не опорочить! Так поступали древнерусские писатели того времени.

Степан Парамонович поступает по «Домострою» – своду нравственных законов времен Иоанна Грозного. Младшим братьям говорит о позоре их честной семьи, а не своей жены.

Алёна Дмитриевна – за мужем, и, стало быть, муж – пред нею защитник, и сам в ответе за всё, что с ней приключилось. Он и становится на защиту её и семьи – «малой церкви». И удар Кирибеевича приходится по его нательному кресту не случайно: крест венчает церковь, а муж – венец семьи.

Любовь – жертвенна, и Степан Парамонович жертвует своей жизнью, чтобы защитить честь своей жены. И награда купцу Калашникову чисто царская – мученическая смерть, которая искупает, надеемся, смертный грех убийства… Только царь и мог так наградить победителя.

Откуда знал всё это Лермонтов? Ведь, по свидетельству издателя А.А. Краевского, Лермонтов набросал «Песню про царя Ивана Васильевича» «от скуки, чтобы развлечься во время болезни, не позволяющей ему выходить из комнаты». Стало быть, в архивах не копался, в библиотеки не хаживал, да и первые издания «Домостроя» появились только после его гибели…

Ещё больше впечатляет его знание будущего, прежде всего, своей собственной смерти.

В 16 лет М. Лермонтов напишет:

На месте казни, гордый, хоть презренный,

Я кончу жизнь мою.

Я предузнал мой жребий, мой конец…

Кровавая меня могила ждёт,

Могила без молитв и без креста,

На диком берегу ревущих вод

И под туманным небом; пустота

Здесь необходим комментарий, чтобы было понятным это пророчество поэта. Дело в том, что по существовавшим в то время в России церковным законам, погибших на дуэли причисляли к самоубийцам, и их не разрешалось отпевать в церкви. Отсюда – «могила без молитв и без креста». Похоронили его первоначально на Пятигорском кладбище «под туманным небом», где «пустота кругом», и только позднее его бабушка Е.А. Арсеньева выхлопочет разрешение перевезти тело любимого внука в своё имение Тарханы.

В 23 года Лермонтов снова заметит:

Я знал, что голова, любимая тобою,

С твоей груди на плаху перейдёт.

Он знал, что не доживёт до глубокой старости, и не погибнет на войне. Его ожидает иная участь: смерть на плахе – дуэли.

Незадолго до гибели, в 1841 году в стихотворении «Сон» он опишет свою кончину:

В полдневный жар в долине Дагестана

С свинцом в груди лежал недвижим я;

Глубокая ещё дымилась рана,

По капле кровь точилася моя.

По свидетельству князя А.И. Васильчикова, секунданта Лермонтова, «в правом боку дымилась рана, в левом – сочилась кровь, пуля пробила сердце и лёгкие».

А за три месяца до смерти, 12 апреля, на прощальном вечере у Карамзиных Лермонтов был грустен и, по воспоминаниям Ростопчиной, «во время всего ужина и на прощание … только и говорил об ожидавшей его скорой смерти».

Пора уснуть последним сном;

Довольно в мире пожил я…

Такое ощущение, что он тяготится своей жизнью и обращается к Богу:

Устрой лишь так, чтобы Тебя отныне

Недолго я ещё благодарил.

С такой просьбой ещё никто из поэтов не обращался к Творцу. Не случайно, философ и поэт Вл. Соловьев осудит Лермонтова за богоборчество, но за него заступится другой философ и поэт – Д. Мережковский: «…Кто знает, не скажет ли Бог судьям Лермонтова, как друзьям Иова: «…Горит гнев Мой за то, что вы говорили о Мне не так верно, как раб Мой Иов», – раб Мой Лермонтов»…

Кроме пророчеств о своей смерти оставил Лермонтов и «Предсказание» (1830) о России начала ХХ века.

Настанет год, России чёрный год,

Когда царей корона упадёт;

Забудет чернь к ним прежнюю любовь,

И пища многих будет смерть и кровь.

Очевидно, речь идёт о двух революциях 1917 года и их последствии – Гражданской войне:

Когда детей, когда невинных жен

Низвергнутый не защитит закон;

Когда чума от смрадных, мёртвых тел

Начнёт бродить среди печальных сёл,

Чтобы платком из хижин вызывать,

И станет глад сей бедный край терзать;

И зарево окрасит волны рек:

В тот день явится мощный человек,

И ты его узнаешь – и поймёшь,

Зачем в руке его булатный нож:

И горе для тебя! – твой плач, твой стон

Ему тогда покажется смешон;

И будет все ужасно, мрачно в нём,

Как плащ его с возвышенным челом.

А откуда у Лермонтова знание о голубом сиянии Земли, которое из космоса впервые увидят космонавты спустя 120 лет после его кончины?

В небесах торжественно и чудно!

Спит земля в сиянье голубом …

Трудно ли быть пророком в своем Отечестве? Пушкинский пророк должен был, по получении Божьего дара, идти к людям, чтобы «глаголом жечь» их сердца. Лермонтовский – изгой, его не принимают:

С тех пор как вечный судия

Мне дал всеведенье пророка,

В очах людей читаю я,

Страницы злобы и порока.

В предисловии к роману «Герой нашего времени» Лермонтов заметит, что «Герой Нашего Времени … это портрет, составленный из пороков всего нашего поколения, в полном их развитии ». Ну, кому понравится такой диагноз болезни общества?

Провозглашать я стал любви

И правды чистые ученья:

В меня все ближние мои

Бросали бешено каменья.

Пушкин по жизни – всегда среди друзей; Лермонтову присуще одиночество и ему сопутствует камнепад.

Посыпал пеплом я главу,

Из городов бежал я нищий,

И вот в пустыне я живу,

Как птицы, даром Божьей пищи;

Завет предвечного храня,

Мне тварь покорна там земная;

И звёзды слушают меня,

Лучами радостно играя.

Не в обветшалом в грехах человеческом обществе, а в первозданной природе – великолепном творении Божием, обретает Пророк гармонию жизни, как первый человек в раю. Исход же из рая к людям вызывает с их стороны агрессию:

Когда же через шумный град

Я пробираюсь торопливо,

То старцы детям говорят

С улыбкою самолюбивой:

«Смотрите: вот пример для вас!

Он горд был, не ужился с нами:

Глупец, хотел уверить нас,

Что Бог гласит его устами!

Смотрите ж, дети, на него:

Как он угрюм, и худ, и бледен!

Смотрите, как он наг и беден,

Как презирают все его!».

«Пророк» – одно из последних стихотворений Лермонтова, это осознание своего жизненного предназначения и его исполнения.

Кто из современников понял поэта? Увы, никто, и даже лет на двадцать позабыли о нём, а потому последние горькие признания поэта:

Никто моим словам не внемлет… я один.

День гаснет… красными рисуясь полосами,

На запад уклонились тучи, и камин

Трещит передо мной. Я полон весь мечтами

О будущем… и дни мои толпой

Однообразною проходят предо мной,

И тщетно я ищу смущёнными очами

Меж них хоть день один, отмеченный судьбой!

Трудно быть пророком в своём Отечестве.

Александр Николаевич Ужанков – профессор, доктор филологических наук.

Специально для Столетия

"НИКТО МОИМ СЛОВАМ НЕ ВНЕМЛЕТ... Я ОДИН"

"НИКТО МОИМ СЛОВАМ НЕ ВНЕМЛЕТ... Я ОДИН", стих. Л. (предположительно 1835-36). Выражая постоянные для лермонт. лирики размышления о бесплодности, бесцельности прожитой жизни, стих. выделяется особой сосредоточенно-спокойной тональностью и стилистич. конкретностью, свойственной мн. стихам позднего Л.: "День гаснет... красными рисуясь полосами", "... и камин / Трещит передо мной". Мечты, к-рыми полон лирич. герой, - "напрасные" и "безумные" в ранних стихах - здесь, как и одиночество, оценочно не определяются; мрачное, исполненное "страданий и мук" прошлое в этом стих. замещается "однообразием" проходящих перед взором поэта дней, поиски смысла и цели к-рых разительно сужаются: "И тщетно я ищу смущенными очами / Меж них хоть день один, отмеченный судьбой!" (ср. "я каждый день бессмертным сделать бы желал" - "1831-го июня 11 дня") (см. Цель жизни в ст. Этический идеал).

Смещение акцента во взгляде на свое прошлое свидетельствует о пересмотре Л. важных жизненных измерений, испытанных реальностью прожитого опыта. Рассматривая стих. в контексте всей лирики Л., можно утверждать, что оно не указывает на вдруг открывшуюся поэту бесплодность существования: неосуществимость великого свершения при жажде его Л. изначально предчувствовал. Но эта всегда близкая и страшившая поэта возможность в данном стих. обрела значение свершившегося и достаточно тривиального факта, чем и вызвано "смущение" героя.

По настроению и теме стих. связано со стих. "Мое грядущее в тумане", записанном на том же листке.

Стих. положили на музыку С. В. Аксюк, А. С. Леман.

Автограф - ЦГАЛИ, ф. 276, оп. 1, № 53. Впервые - ЛН, т. 19-21, с. 505. Дата не установлена. По мнению Н. Пахомова, Г. Лапкиной, стих. написано не позднее 1837. Листок с автографом, полученный от С. А. Раевского, сохранился в архиве Е. А. Карлгоф-Драшусовой.

Лит.: Пахомов (1); Лапкина Г. А., (Комментарии), в кн.: ЛАБ, т. 2, с. 368; Пейсахович (1), с. 476.

Л. М. Щемелева.

Источники:

1. Лермонтовская энциклопедия. Гл. ред. В. А. Мануйлов.- М.: "Советская энциклопедия", 1981.- 784 стр. с илл. В надзаг.: Институт русской литературы АН СССР (Пушкинский дом). Научно-редакционный совет издательства.

Михаил Юрьевич Лермонтов

Никто моим словам не внемлет… я один.
День гаснет… красными рисуясь полосами,
На запад уклонились тучи и камин
Трещит передо мной. — Я полон весь мечтами,
О будущем… и дни мои толпой
Однообразною проходят предо мной,
И тщетно я ищу смущенными очами
Меж них хоть день один, отмеченный судьбой!

У этого стихотворения весьма необычная история, так как оно было опубликовано лишь в 1935 году, спустя почти век после его написания. Все дело в том, что Михаил Лермонтов обладал не только очень живым умом, но и умел молниеносно формулировать свои мысли, облекая их в стихотворные строки. С учетом того, что настроение у поэта могло меняться кардинально в течение нескольких минут, свои ощущения он нередко фиксировал на первых попавшихся листах бумаги. Один из таких автографов со стихотворением «Никто моим словам не внемлет… я один…», датированный приблизительно 1837 годом, и был обнаружен в архивах Елизаветы Карлгоф-Драшусовой. К ней он, в свою очередь, попал от Сергея Раевского, который подарил листок со стихами Лермонтова своей хорошей знакомой уже после смерти поэта. К слову, автограф включает в себя несколько произведений, а также рисунки Лермонтова - профилями людей и фигурами лошадей.

Судя по всему, написаны эти стихи были в Раевке - родовом поместье Сергея Раевского, где в 1837 году гостил Лермонтов. Это подтверждают и строки произведения, в которых поэт описывает атмосферу, царившую в доме друга. «День гаснет… красными рисуясь полосами, на запад уклонились тучи и камин трещит передо мной», — отмечает поэт. Однако в его душе нет покоя, потому что даже среди близких людей он чувствует себя одиноким и никому не нужным. Задаваясь вопросом о смысле жизни, Лермонтов тщетно пытается найти на него ответ. Постоянное преуменьшение своих литературных способностей, замкнутость и агрессивность заставляют поэта испытывать чувство тоски и безысходности . Поэтому окружающий мир кажется ему враждебным, а сама жизнь - бессмысленной.

Автор признается, что не перестает мечтать о будущем, которое кажется ему радужным и светлым. Однако все чаще и чаще он приходит к выводу, что «дни мои толпой однообразною проходят предо мной». Лермонтов мечтает стать героем, поэтому к собственным стихам относится с определенной долей пренебрежения, даже не предполагая, что именно они принесут ему мировую известность. Однако поэту кажется, что признание на литературном поприще - всего лишь фикция, и среди однообразной вереницы дней он пытается найти хоть «один, отмеченный судьбой». Правда, внутреннее недовольство собой очень скоро сменяется легкой грустью, и на листе появляется новое стихотворение «Мое грядущее в тумане», романтичное и наполненное предвкушение счастья.